– Не говори так, Доброгаст! И что за тайна с печенегами?.. Вздор! Он – герой, он ищет воли. Разве ты не ищешь воли? А уж как мне тошно, холодно, как в порубе, куда и солнышко не заглядывает. Ведь здесь я такая же, как и ты, раба. Слышала я от одного гусляра об Оковском лесе. Там тишина… птицы поют неумолчно, дождики идут теплые, мелкие, как из сита, белки скачут по сосенкам… В том лесу все реки берут начало. Уйти бы туда…
– Как же в лесу-то, без людей? – спросил Доброгаст, неловко натягивая сапоги. – Со зверьем…
– Да иные люди хуже зверья! – вспыхнула Судислава. – Каждый день вершится княжий суд: пытают огнем, кожу плетьми сдирают, на стене распинают. Крики и плач – хоть уши затыкай. А то рабов гонят в рогатинах… А я хочу туда, где ничего этого нет, где цветы незабудки и зверушки разные…
Она с надеждой заглянула в глаза Доброгасту:
– Уйти бы туда…
– А что князь? Разве ничего не знает об этом?
– Князь? – вздохнула Судислава. – Он высоко летает, нас не видит.
– Эх! Хоть бы одним глазом поглядеть на него, – вырвалось у Доброгаста.
Помолчали, прислушиваясь к соловьиным раскатам.
– Твой венок, Судислава…
– Зачем ты достал его?
Доброгаст надел венок на светлую головку девушки.
– Теперь ты, как луна, – видишь, и на ней венец.
– Да, жемчужный венец! – отвечала Судислава, заглядывая в глаза. – Я ждала тебя, Доброгаст, долго ждала.
На ресницах ее заблестели слезы, она украдкой смахнула их, засмеялась:
– Так ждала!
– Но ведь ты не знала меня, – пожал плечами Доброгаст.
Девушка откинулась, поглядела пристально, жутко:
– Знала! Ты мне во сне являлся. Был у тебя конь и меч, светлый, как луч. И было это в счастливом Оковском лесу…
Судислава остановилась, нахмурилась, слушала долго, как щелкает невидимая в ночи птица. Потом лицо ее прояснилось.
– Нет… Я и снов-то не вижу. А что ждала тебя—это правда. Вот ведь и не знала тебя, а ждала, потому что одиноко мне.
Из глубины сада потянуло легким ветерком, по Глубочице заплясали тысячи лунных иголок, жук шлепнулся о землю. Соловей то и дело прерывал песню, будто задыхался. Слышалось только частое тех-тех-тех…
Доверчивые девичьи глаза. Они смотрят в самую душу. Чуть шевельнется бровь, дрогнут губы, и сердце Доброгаста полно благодарности.
– Глаза у тебя светят, как у…
– А я ведь и оборотиться могу. Побегу на мягких лапах, прыгну на яблоньку. Ты придешь – нет меня. Только два глаза горят. Страшно?
Губы сами приблизились и застыли полураскрытые, так что Доброгаст ощутил на щеке горячее дыхание. Это продолжалось несколько кратких мгновений. Потом Судислава отодвинулась, сняла с головы венок, снова оросила его в Глубочицу. И опять, как днем, вскинулась рыба.
