Страна горячо мечтает, чтобы это кончилось, и панически боится, что будет хуже. Беда в том, что, как я, Америка инстинктивно не доверяет всему, что напоминает о социализме, даже тогда, когда он с человеческим лицом и в белом халате.
Александр Генис
Нью-Йорк
19.03.2009
100 лет назад, 6 апреля 1909 года Роберт Пири, а также его спутники-эскимосы Ута, Эгингва, Сиглу и Укея достигли Северного полюса
Всем временам года я предпочитаю холодное, всякому направлению — северное, любым осадкам — снег, ибо он проявляет жизнь, обнаруживая ее следы. Мне никогда не приходило в голову жаловаться на холод, по-моему, он сам себя оправдывает — этически, эстетически, метафизически. Мороз пробирает до слез, как музыка, и действует, как лунный свет: меняет реальность, ни до чего не дотрагиваясь.
— Зима, — говорил Бродский, — честное время года.
Летом, надо понимать, жизнь и дурак полюбит. Но я фотографии и природу предпочитаю черно-белыми — по одним и тем же причинам: аскетическая палитра обнажает структуру, убирая архитектурные излишества. Поэтому когда древние китайцы писали пейзажи черной тушью, сложив в нее радугу, у них получался не только портрет мироздания, но и схема его внутреннего устройства.
Стыдясь мальчишества, я до сих пор с трудом удерживаю слезы восторга, читая о приключениях полярников. В лучших из них воплотились черты того прекраснодушного идеализма, которые традиция с куда меньшими основаниями приписывает рыцарям, революционерам и паломникам: фантазия, самоотверженность, благочестие. Тогда, на рубеже еще тех веков, прекрасная и недостижимая Арктика была религией атеистов, и полюс слыл их Граалем.
С трудом пережив тоталитарный героизм предыдущего столетия, XXI век утратил вкус к романтическим подвигам. Пресытившись ими, он заменил единоборство с природой экстремальными видами спорта: в Нью-Йорке популярны кафе с бетонным утесом для скалолазания, а лед есть и в холодильнике.
Раньше мы лучше умели пользоваться Севером. Он был не дорогой, не рудником, не скважиной, а храмом, лишенным деловитого предназначения. Впрочем, всякий храм бесполезен, именно потому, что он — храм бесполезному, такому как Бог, любовь или горы. Понимая это, сто лет назад люди рвались к полюсу лишь потому, что он был: напрочь занесенная снегом географическая абстракция. Сегодня ее стало меньше — намного. За последние полвека полярная шапка сократилась уже вдвое: ушанка стала тюбетейкой. Накануне юбилея — 100 лет открытия Северного полюса — климатологи в очередной раз оповестили мир о том, что добраться до него стало проще: арктические льды тают куда быстрее, чем предсказывали ученые. В принципе, это как раз тот катаклизм, о котором мечтали юные мичуринцы всех стран и народов.
