"Вот, падла! – матерился взбешенный Чемодан. – Найду этого гнилого фраера, своими руками придушу, век свободы не видать!"
А дни тянулись и тянулись: вязкие, мрачные, до одури длинные и пустые. От обычной уравновешенности не осталось даже малой толики, и Костю теперь сжигал внутренний огонь ненависти к людям, по вине которых он оказался на дне. В редкие часы сна, которые иногда, смилостивившись, отпускала ему бессонница, Косте снились кошмары. И, просыпаясь в холодном поту, он еще долго видел перед собой окровавленные тела родителей и слышал предсмертный крик матери…
12. БЕРЛОГА [47] КРАПЛЕНОГО
Крапленый пил запоем уже третий день. Вчерашним вечером к нему было сунулся Зуб – и едва унес ноги подобру-поздорову: Крапленый допился до белой горячки и при виде старого дружка, не узнав его, схватился за "парабеллум". Хорошо, Маркиза завопила дурным голосом и повисла на руке своего постояльца. Глядя в безумные буркалы Крапленого, Зуб едва не обмочился с перепугу, а когда выскочил на улицу, то бежал без оглядки километра два не помня куда и зачем.
Маркиза, неумытая, растрепанная, бестолково суетилась у заваленного огрызками стола. Крапленый сидел в чем мать родила на скомканной постели, по-турецки поджав ноги, и закусывал очередную рюмку соленым огурцом. Час был утренний, и он еще не дошел до состояния полной невменяемости, что случалось только к вечеру.
– Э! Иди сюда! – позвал он Маркизу, которая в этот момент с хрустом грызла моченое яблоко.
Маркиза покорно засеменила к кровати.
– Дай! – вырвал Крапленый огрызок и швырнул на пол. – Танцуй! Да не так, мать твою… – он рывком сорвал с Маркизы кофточку, при этом оборвав нитку янтарных бус, которые градом застучали по полу.
Угодливо хихикая, Маркиза сама сняла все остальное и закружила по комнате в каком-то нелепом танце, высоко поднимая ноги и размахивая руками, как ветряная мельница крыльями.
– Хорошо… Опа, опа! Ух ты… – хлопал в ладоши Крапленый. – Нет, постой! Ставь пластинку. Цыганочку. С выходом, – он соскочил с кровати и притопнул. – Эх, ма!..
И в этот миг в дверь постучали. Хмель слетел с Крапленого в мгновение ока. Злобно ощерившись, он бросился к постели и вытащил из-под подушки "парабеллум". Натягивая одной рукой брюки, свистящим шепотом приказал:
– Посмотри кто! Да халат накинь, дура!
Бессмысленно ухмыляясь, Маркиза пыталась застегнуть пуговицы халата, но вялые руки все делали невпопад. Так и подошла она к двери расхристанной.
