Дни в зоне тянулись бесконечной, унылой чередой. Казалось, что не будет конца этому однообразию смен опостылевших дней и ночей. Только работа, иногда совершенно бессмысленная, никому не нужная, но обязательная, как-то скрашивала полуживотное существование в этом диком угрюмом крае, сплошь утыканном островами зон. Даже низкорослые хилые деревья, из последних сил цепляющиеся за тощую почву, казались приговоренными к пожизненному заключению, смирившимися со своей участью.
Так уж получилось, что Костя, несмотря на свой юный возраст, практически с первых дней пребывания в зоне стал пользоваться определенным авторитетом среди зеков. Здесь уважали самостоятельность и силу, чем Костя не был обижен. Были еще стычки с "деловыми", но вскоре его оставили в покое, почувствовав на своей шкуре, чем может обернуться "разговор по душам" с этим немногословным и крепким, как сталь, пацаном. И только злопамятный Валет некоторое время пытался преследовать Костю, пока после одной из разборок не угодил на месяц в больничный изолятор зоны, где его загипсовали, как куклу. После этого он стал тише воды и ниже травы и при встречах с Костей едва ему не кланялся.
Примерно через полгода Костю, как бывшего высококвалифицированного слесаря, определили помощником кузнеца в задымленную кузницу на территории зоны. Кузнецом работал старый зек, которого прозывали Силычем. Он был старожилом зоны с довоенным стажем. Силыч несколько раз попадал под амнистию, но гулял на воле недолго, с непонятным упрямством возвращаясь в эти Богом забытые места, которые, судя по всему, стали ему родным домом. Провинности его на свободе были не столь значительны, чтобы отбывать свой срок здесь, но на суде Силыч просил только об одном снисхождении – отправить его именно в эту зону. И еще не было случая, чтобы Силычу отказали. Может, в этом ему содействовало и начальство зоны – у Силыча были золотые руки и покладистый характер.
Невысокого роста, кряжистый, с длинными, почти до колен, ручищами, Силыч мог сутками стоять у наковальни, выстукивая молотком звонкую дробь. Косте нравилось работать у него подручным – Силыч, как и он, не отличался словоохотливостью, мог неделями молчать, будто был совсем один в старой кузнице среди гремящего железа и сверкающих угольев горна. Силыч пользовался значительными привилегиями – он и спал в кузнице, оборудовав в закутке нечто наподобие каморки. С некоторых пор, с молчаливого согласия Силыча, Костя вместо того, чтобы коротать свободное время в шумном бараке, оставался в кузнице до отбоя, сидел на колченогом табурете возле закопченного оконца и читал-перечитывал потрепанные книги, которые брал в библиотеке зоны.
