Немногочисленные жители Жаницы видели, как подошла к молу фелюга, и сразу попрятались, кто куда. Вдруг это пираты или разбойники? Но когда фелюга продолжила свой путь, оставив на берегу молодого моряка, у них разом отлегло от сердца.
Едва Бошко приблизился к первому дому, как из-за оливкового дерева вышел пожилой крестьянин и сказал:
— Бог в помощь, добрый человек!
— Благодарствуйте, — ответил Бошко.
— Да ты, никак, чего-то ищешь? — спросил крестьянин, подходя к нему поближе.
— Да, ищу. Ищу свой дом.
— Свой дом? Ты чей же будешь?
— Я Бошко, сын покойного Марко Перо Ивова.
— Что ты сказал? Сын Марко Перо Ивова?
— Я здесь впервые. Не покажешь ли мне наш дом?
— Покажу, да только с тяжелым сердцем. Идем.
Они медленно пошли рядом. Бошко с любопытством оглядывался по сторонам, спутник его был угрюм и мрачен. По пути к ним присоединились и другие крестьяне. Шли молча. Собаки и те не лаяли и тихо сходили с дороги. Миновали один дом, чуть поодаль от него стоял другой — без крыши, без дверей и окон, с почерневшими от дыма и огня стенами.
— Вот твой дом.
— Кто это сделал?
— Разбойники, пираты. Со злости, что здесь нечего было взять, выломали дверь и подожгли дом. У нас забрали все, что им приглянулось, да еще и убили кое-кого. Женщины, к счастью, вовремя ушли в горы. Не дай-то бог тебе увидеть этих убийц и извергов.
Приезд Бошко в родной край обрадовал местных жителей от Острого мыса до самого Котора. Но печальная весть, которую он привез, потрясла их до глубины души. В каждом доме на побережье и в окрестных горах этого тихого залива оплакивали его погибших родных. Непременный спутник подобных вестей — траурный перезвон. Во всех церквах — и православных, и католических — звонили в колокола. Общие беды и невзгоды сплотили здешних жителей, научили их стоять друг за друга, даже если они придерживались разной веры.
Весть о гибели бокельского парусника дошла даже до дворцов и графских вилл. Венецианский наместник, эта ловкая и длинная рука венецианского дожа, явился на панихиду в Которский собор. Однако за его наигранной скорбью и подавленностью скрывались мысли о том, как несчастье людей обратить на пользу себе и тем, кому он верно служит и кто ему за это хорошо платит. Он думал, каким образом из Бошко, единственного, оставшегося в живых с затонувшего парусника, сделать человека, полезного для Венецианской республики. Простые же люди искренне желали помочь Бошко. Они собрали совет, который решал, что бы такое для него сделать.
