— Нет, Семеон — не мужчина.
— Как сказать! — запальчиво возразил Сеня. — Об этом не нам с вами судить.
— Ну да, конечно! Вы в своем репертуаре! А какую вы приносите пользу еще?
— Наивно! О какой пользе вы говорите?
— Эх, Семеон, Семеон… — вздохнул Леонидов. — Все стараются приносить пользу. Надобно действовать, а не ждать, а вы, по-моему, не торопитесь?
— Мой отец торопился всю жизнь, хотел все успеть. Зря спешил. Теперь ему, увы, торопиться некуда. Надо жить, а не торопиться, дорогой Евгений Семенович. Просто — жить. И желательно подольше. В удовольствие! Не для этого ли создан человек?
— Спасибо, что вас не слышат наши дети.
— Не беспокойтесь, ваши дети знают, что им делать. Они не будут, как вы, гонять по Москве из театра в театр, из кино в телецентр, оттуда в издательство, из издательства в Росконцерт, потом в командировку, в ночь-полночь строчить пьесы, рецензии, разучивать роли. Не понимаю, зачем вам все это надо?
— Это работа, Семеон, работа!
— Работа — не волк.
— Вот именно. Волк — это вы, голодный и одинокий.
— Меня это устраивает больше, чем ваша беготня. Интересно, куда вы деваете деньги?
— Не отвлекайтесь, мужчины! — сказала Валерия. — Пора накрывать на стол.
Владислав вынул из ящика поблескивающий маломерный самовар.
— Такой маленький! — удивилась Магда. — И, конечно, без воды?
— Это бутафория, — пояснил Леонидов. — Чай — в обычном чайнике. А может, для начала выпьем сухого вина? Владислав, вы согласны?
Владислав вяло ответил:
— Я к этому равнодушен.
— А надо быть неравнодушным, — возразил Семен. — Лично я не пью совсем. И вам не советую.
— Вы что, в самом деле не хотите выпить за наших дам?
— За них — всегда! Но предпочел бы чай!
— Бережете здоровье? — спросил Леонидов. — А вот я не думаю о здоровье, но, запомните, все равно проживу дольше вас.
— Слава богу, живите и приносите свою пользу, — откусывая от большого куска торта, пробурчал Семен.
— И все же вы хитрите, — сказал Леонидов. Он отошел от стола и скоро вернулся с пакетом свечей, положил их на стол. — Хитрость, она вездесуща. Кто место себе выгадывает, кто козни против другого строит, чтобы изловчиться и ухватить кусок поболе. Но, заметьте, самая мерзопакостная — это жадючая хитрость, когда, с позволения сказать, человек думает только о себе, существует только для себя. И, как вы изволили выразиться, живет в свое удовольствие. Вся жизнь его посвящена этому, до минутки. Мы работаем — он хитрит. Нас с его помощью оттеснили в тень, он — на солнышке. Потому что совести в нем — ни на грош, той самой совести, о которой мы с вами говорили. Не то чтобы он о ней не имел никакого понятия, она ему просто не нужна. С ней он не преуспеет.
