В третью группу Г. Эльбаум включает Р. Плетенева, Д.Дж. Б. Пайпера, В. Лакшина, К. Симонова, И. Бэлзу и Н. Утехина, которые хотя и рассматривают соотношение между новозаветными текстами Библии и их интерпретацией в «Мастере и Маргарите», но не приходят при этом к четким выводам (21, с. 3).
Сам же Генрих Эльбаум видит близость «древних» иудейских глав романа к толстовской этике. Влияние Льва Толстого на Михаила Булгакова сказывается, по его мнению, прежде всего в том, «как Булгаков тщательно старается подчеркнуть человеческую сущность Иешуа» (21, с. 43). Работы Льва Толстого «Исследования догматического богословия», «Ответ на декрет Синода», «В чем моя вера», «Царство Божие внутри нас», считает критик, самым непосредственным образом повлияли на концепцию иудейских, ершалаимских глав «Мастера и Маргариты». Причем мужество Иешуа пожертвовавшего жизнью ради проповедуемых им идеалов, полагает Г. Эльбаум, еще ярче оттеняется трусостью Понтия Пилата.
Называя литературные и исторические источники «древних» глав «Мастера и Маргариты» исследователь напоминает нам не только о тех трудах Иосифа Флавия, Тацита, Плиния Старшего, Э. Ренана, которые также перечисляют другие булгаковеды (3,4,5,23), но и вводит в оборот (как один из источников булгаковского романа) драматургию римского комедиографа Тита Макция Плавта (ок. 250–184 г. до н. э.), ибо именно у него встречается персонаж по прозвищу Крысобой. (У Булгакова, как известно, это прозвище получил кентурион Марк).
«Полное имя первосвященника — Иосиф Каифа (Каиафа), — пишет Г. Эльбаум, — несомненно взято у Иосифа Флавия, а транскрипция „Каифа“ вместо евангельского „Каиафа“, вероятнее всего, — французский вариант написания имени первосвященника, заимствованный у Ренана (Caiphe)» (21, с. 73).
Сравнивая «роман в романе» Булгакова с первоисточниками, исследователь утверждает, что при воссоздании картины древнего Иерусалима, писатель в основном опирался на «Иудейскую войну» Иосифа Флавия, а также частично использовал некоторые топографические детали, содержащиеся в Новом Завете и Талмуде.
Конкретизируя обстановку дворца Ирода Великого, пишет далее критик, Булгаков использует описание не только этого дворца, но и других сооружений Ирода, о которых говорит Иосиф Флавий. Однако местоположение «гипподрома», находившегося, по свидетельству Иосифа Флавия, с южной стороны храма, показано у Булгакова весьма необычно: к юго-востоку от дворца Ирода Великого, в Нижнем Городе (21, с. 101).
