— Ваши документы, — распорядился Пал Палыч.
— В кармане, гости дорогие, — Сергей Филиппович указал на пиджак, висевший на стуле.
— Какой карман? — спросил Томин.
— Правый внутренний.
Томин извлек паспорт, передал Пал Палычу, а тот Зине. Она достала лупу.
Все произошло столь стремительно, что Никишины, задохнувшиеся от изумления, лишь теперь обрели голос. Младший рванулся вперед.
— Сергей Филиппович, это недоразумение! Сейчас все разъяснится! — и возмущенно обернулся к Кибрит: — Уж от вас никак не ожидал!
— С удовольствием посмотрю, как вы будете извиняться! — едко добавил старший.
— Не торопитесь, Игнат. А получше у вас нет, гражданин Митяев?
— Чем этот не устраивает?
— Тщательная, но подделка.
Игнат сдавленно ахнул.
— Игнаша, в тебе пискнул обыватель. Документ есть документ, клочок бумаги, а человек есть человек. И человека ты знаешь. Согласен?
— Помолчите, Митяев, — вмешался Томин и, приподняв ему руки, обхлопал по бокам от подмышек до низа брюк. (В соответствии с инструкцией — «на предмет обнаружения оружия»).
— Почему с ним обращаются, как с преступником?! — взвился Афоня.
«Нам повезло. На сей раз чудо как повезло! — думала Кибрит. — А ребятам, конечно, не сладко».
Она ответила с сожалением:
— Для этого есть основания.
— Неправда! Вы даже не пытаетесь разобраться! Мы же ехали только спросить!
— Пожалуйста, спрашивайте, — предложил Пал Палыч, уже писавший постановление на обыск.
— Сергей Филиппович, понимаете, надо найти человека, которому стало известно про экспертизы. Мы на днях говорили — помните? — вы заинтересова…
В отчаянной надежде Афоня прижимал кулаки к костлявой мальчишеской груди. Сергей Филиппович открестился, не дослушав:
— Бог с тобой, Афоня, разве я упомню, кому мог рассказать!
— Но это очень важно!
— Теперь уже нет, — Знаменский кончил писать. — Вынужден произвести у вас обыск.
— Не имеете права без санкции прокурора!
— В случае экстренной необходимости имею. Распишитесь.
— Нет.
— Как угодно. Никишины побудут здесь, не возражаете?
— Категорически возражаю! Судя по всему, на меня повалятся идиотские обвинения. Не хочу, чтобы ребята их слушали. Они меня любят, будут зря переживать. Требую, чтобы их отпустили!
— Саша.
Томин понял, отправился добывать понятых.
Протестует. Еще бы. При них ему труднее врать. А соврет, так по ребятам удастся засечь. Пускай побудут для пользы следствия. И пускай все узнают из первых рук — для собственной пользы.
— Никишиных мы не держим. Но они вроде сами хотят разобраться, что к чему.
