— Дайте мне акт.
— По четырем вагонам пять тонн тю-тю, — «сокрушается» Васькин, подавая акт. — Всякую совесть поставщик потерял!
Пока Знаменский просматривает акт, парня подхватывает и уводит Лобов.
Знаменский звонит:
— Антонина Михайловна? Я на складе у Васькина. В руках держу акт недостачи, который вызывает у меня большие сомнения… Потому что за бутылкой. Так называемый общественник лыка не вяжет… Да-да! Прошу прислать представителей для второй проверки. И пусть наш товарищ из народного контроля подойдет тоже… Сейчас направлюсь в бухгалтерию, затем к вам. Все.
Васькин язвительно усмехается следователю в спину: валяй, мол, суетись, меня не ухватишь, не проглотишь.
* * *
Той же позиции он держится, представ перед разгневанной Чугунниковой:
— Да ничего он не сделает. Пускай хоть с ружьями оцепляет! Хоть сто раз перевешивает! Сколько по акту не хватает, столько и не хватит.
— Увез уже?
— Конечно, скинул. Что я — маленький?
— Опять в рабочее время прикладываешься! От тебя за три метра… — машет Чугунникова ладонью перед лицом.
Васькин немного отодвигается.
— Ну, поддатый. А если я вторую смену подряд? Не железный. Могу принять для бодрости?
— Да не при следователе же!
— Да кто его знал, что он заявится! Никак не должен был прийти. Он уже, Антонина Михайловна, предмет с того света. Викулов тут…
Чугунникова протестующе поднимает руку.
— Не желаю ничего знать! Оставь при себе. Уж нас с тобой черт веревочкой повязал, а остальные меня не касаются.
— Ничего тебя не касается, живешь за мной без забот. А ругаешься.
— Без забот?! Думаешь, легко распланировать загруженность цехов, чтобы тебе дефицит шел, а другим — свекла с морковью?! И все вроде бы случайно, естественно. Думаешь, со мной не пытались поговорить: дескать, Антонина Михайловна, трудно на одной естественной убыли. И с уголка стола уже, подлец, конвертик двигает.
Васькин проявляет живейший интерес:
— А ты?
— Возмущаюсь! — с ноткой горечи отвечает Чугунникова. — Даже грожусь в обэхаэсэс позвонить. Потом, конечно, прощаю. Он забирает конверт и уходит. Рад, хоть естественку не отняла.
— Умная ты баба, Антонина Михайловна! — восхищается Васькин. — Так и надо. Нечего распускать, все разопрут, — он подмигивает. — Нам не останется. Если б ты на меня еще ласково глядела…
— Васькин!! Ты совсем пьян?! Разговорился! — Чугунникова оскорблена даже больше, чем показывает. — Пока народный контроль не ушел, замри! Считай, это приказ.
— Легко сказать! Они, может, полгода торчать будут, ты мне оброк скостишь? Не скостишь.
