Вот этого я не мог объяснить ни ему, ни даже самому себе, и я стал рассказывать ему о том, что такое телевидение. Я объяснял медленно, логично, с ужасом думая о парадоксе, об алогичном и сумасшедшем происшествии, о нашей встрече, о необъяснимом появлении его на экране телевизора, о нашем разговоре зрителя с изображением.
– Теперь все понятно, - сказал мальчик, тот, кем я был давным-давно. - Мне нравится изобретение, которое дает возможность встретиться с самим собой. Но все-таки это изобретение не настоящее. Вам только кажется, что вы - это я. Мы смотрим друг на друга из окна. Сейчас вы откроете дверь, войдете и мы познакомимся.
Он сказал это тихо, еле слышно. Затем изображение исчезло. Когда я взглянул на экран, там уже сидел лектор-международник. До меня донеслись слова:
– Антинародная политика неоколониалистов привела…
Я обрадовался этим словам, этому солидному обыденному голосу, этой стереотипной фразе. Почему? Ведь просыпаясь и тем прерывая сновидение, мы радуемся не только возвращению в мир обычного, но и контакту с самим собой.
Может быть, я нечаянно уснул и видел свое детство во сне? Нет, то, что я видел, было слишком отчетливо и реально.
Зазвенел телефон.
– Слушаю, - крикнул я, сняв трубку.
Чрезвычайно приятный и светлый голос сказал:
– Это я, Диккенс. Ну, как вам понравилась передача?
– Какая передача?
– Детство.
– Какое детство?
– Ваше детство. Да, ваше. А не инсценировка повести фантаста Черноморцева-Островитянина, как обозначено в телевизионной программе.
– Но это же невозможно.
– Невозможно? Так вы что же, не верите самому себе, своим чувствам?
– Если вы способны совершать такие чудеса, - сказал я, - зачем же вы занимаетесь продажей уцененных книг и залежавшихся скучных журналов?
– Продажа книг - это серьезное, нужное дело.
– А чудеса?
– Пустячок. Шутка. Игра. Иногда позволишь себе, а потом жалеешь об этом. В наше строго научное время непозволительно так легкомысленно кустарничать. Я занимаюсь этим не часто. Любой волшебник и иллюзионист тоже…
Он сделал паузу.
– Волшебник и иллюзионист тоже? - переспросил я. - Что тоже? - Вы же не волшебник и не иллюзионист, а книгоноша.
– Это верно, не волшебник, а книгоноша. Извините. Звоню из автомата, и за мной уже стоит очередь. Всего хорошего,
