Печенеги убоялись, что русичи, набрав конями большую скорость, опрокинут их конской массой в крутоярые овраги. Они вывернулись из-под удара, отхлынули в обе стороны назад, разворачиваясь на ходу, чтобы теперь самим ударить по конной заставе, прижать ее ко рву и к оврагам. Но ратники Белгорода начали спешно уходить через ворота, уступая свое место конной дружине: когда дело сделано, что за смысл и дальше испытывать горькую судьбу неравной сечи? За спиной Вольги раздался топот многих людей и чей-то крик:
— Место! Место дайте лучникам!
Вольга отпрянул от частокола к краю помоста, пропустил торопливо поднявшихся лучников. Промелькнул мимо них и бондарь Сайга, но на детей не помыслил даже взглянуть, лишь пахнуло от него привычным запахом свежих смоляных стружек. Вольга не видел, как падали печенеги под русскими стрелами, зато ему было хорошо видно, как входила в крепость дружина и конная застава.
— Что же мы стоим здесь? — спохватился Вольга. — Бежим к воротам. Своих встречать надо. Все ли живы?
Но в возбужденной и разом говорящей толпе у ворот Вольга потерял друзей и сам разыскивал своего отца Михайлу. Нашел его под чужой изгородью, близ ворот крепости, у вала. Кузнец сидел у придорожной канавы, вытянув ноги. Щит и шелом лежали рядом. Левой рукой отец Михайло то и дело прикладывал ко лбу белую тряпочку, испачканную кровью, а сам все осматривался, своих поджидая. Вольга упал рядом, коленями на влажную землю.
— Отче, ты ранен? Сильно?
— Пустое, сыне, — отшутился отец Михайло. — Когда отходили, уже в воротах настиг меня печенежский подарок. Стрела ударила наискось. Только и беды, что сорвала кусочек кожи со лба, знать, лишняя была.
Прибежала мать Виста, подала мужу холодную воду в глубокой глиняной миске и, пока тот пил, осторожно вытирала кровь на щеках и на бороде, смачивая тряпочку в теплой воде кувшина. И на кольчуге у отца Михайлы видел Вольга пятна крови. Своя ли, чужая — как теперь узнаешь. Хотел про брата молвить, но мать Виста опередила его.
— Янко наш где? — тихо спросила она, боясь услышать страшное. Отец Михайло успокоил ее:
— Жив Янко. Сын торгового мужа Вершка в сече был поранен, так Янко сумел подхватить его из седла и привез в город. На двор Вершка поехал теперь, а Вершко соленый пот сечи со слезами радости на щеках размазывал, следом бежал за конем.
Постепенно люди стали расходиться по своим подворьям, и гомон поутих, только жены плакали над павшими, да ревели со страху малые дети. Сурово, в молчании стояли над погибшими сородичи, а оружие держали в руках, будто сеча все еще не кончилась для них и после малого роздыха предстояло выйти на судное поле мстить за убитых.
