Не успела она сесть за стол, как в дверях появился Дон Меррик с папкой.
— Мэм, можно вопрос?
Кэрол кивнула на стул. Дон сел, прижимая папку к груди.
— По поводу Тима Голдинга… — начал он.
— Я слушаю, Дон. Ну, выкладывайте, что там у вас.
Он прижал папку еще крепче:
— Не могли бы вы…
— Понятно. Раз уж кому-то предстоит сунуть нос в ваше дело, пускай это буду я, а не кто-то из новых коллег. — Кэрол протянула руку.
Дон, привстав, неохотно отдал ей папку.
— Мы больше ничего не могли сделать, — снова стал объяснять он. — Просто бились лбом о стенку. Даже не сумели дать Тони Хиллу достаточно материалов для профиля. Он сам сказал, что это пустая трата сил. Но я больше не смог ничего придумать. Вот почему дело пришлось недавно сдать в архив.
— Странно. По-моему, слишком рано его списывать.
Дон вздохнул. Его большие, печальные, как у лабрадора, глаза старались не встречаться с ее глазами.
— Верно, но нам больше нечего было с ним делать. Пара констеблей по-прежнему отслеживает его, отвечает прессе, когда там о нем вспоминают, а ничего нового нет уже по крайней мере месяц. — Дон казался воплощением отчаяния: плечи поникли, в глазах застыла вина.
Кэрол стало его жалко:
— Я посмотрю папку, Дон, но не думаю, что увижу там что-то, чего не заметили вы.
Он встал со стула и произнес с неловкой улыбкой:
— Дело в том, мэм, что, когда я работал над этим делом, мне очень вас не хватало. Поэтому я не мог не показать его вам. Ведь у вас замечательная способность смотреть на вещи под необычным углом.
— Как это говорится, Дон? Не желай чего-то слишком сильно: не ровен час — его-то и получишь.
***
Тони Хилл подался вперед, неотрывно глядя в окно скрытого наблюдения. В привинченном к полу кресле сидел спеленатый мужчина, опрятный, с наметившейся лысиной. Очевидно, ему было уже около пятидесяти, однако лежащая на его лице печать безмятежности разгладила возрастные морщины. В сознании Тони промелькнул внезапный образ: детский леденец, туго завернутый в целлофан.
Сидящий был противоестественно неподвижен. Обычно пациенты с трудом переносят обездвиженное состояние. Они извиваются, ерзают, теребят пальцами одежду, непрерывно курят. Какая уж там безмятежность! А этот — он заглянул в записи — Том Стори спокоен, как дзен-буддистский монах. Тони еще раз освежил в памяти записи, прочитанные накануне вечером, и покачал головой, сердясь на глупость некоторых коллег-медиков. Потом захлопнул папку и пошел в комнату для бесед.
