- Кзотова будь готов! - повторил вооруженный человечек с ноткой неуверенности в голосе.
- Да, я Зотова, - ответила Катя. - Но, простите, не поняла - к чему мне быть готовой?
Вооруженный молчал. И, придя к какому-то решению, подал новую странную команду:
- Погасить луч света в темном царстве!
- Чего? - спросил Шмидт.
Но тут абориген чем-то убедительно клацнул на своем автомате, и смысл известной статьи Добролюбова дошел до людей, этой статьи не читавших. Они выключили фонари.
- Стой! Кто идет? Стой! Стрелять буду! Руки вверх, изменники повсеместного роста национально-освободительного движения!
Все слова этой тирады были вроде бы понятны, но измученным путешественникам показалось, что этот представитель загадочного племени говорит на иностранном, непонятном языке. Катя посмотрела на Мишу, отчего-то решив, что этот язык ему знаком.
- По уставу предупредительный выстрел. Одиночными - огонь! - сообщил вооруженный и выстрелил.
Они не слышали громких звуков уже которые сутки. Что-то жутко чиркнуло по потолку, сшибая каменное крошево. Их колени невольно подогнулись, они присели, стараясь казаться меньше, словно грохоту было не все равно - кого и какой величины ему сминать.
Паренек откашлялся и подал новую команду:
- Обагренные кровью лучших сынов и дочерей отчизны, руки вверх!
Катя, Саша и Миша подняли руки с зажатыми в них выключенными фонарями.
- Господи, когда же кончится этот кошмарный сон? - тихонько простонала Катя. - Сашка, Мишка, это какой-то бред.
- Пора прекратить преступную говорильню, господа социал-предатели, иностранная речь становилась все понятнее. - Генеральной линией... идите туда, -- паренек махнул стволом автомата и отошел к стене, освобождая дорогу. Поступью созидателей, социал-предатели, изменники родины, шагом марш!
"Слава богу, что хоть не велит идти в ногу", - подумал Михаил. Он шел первым. Слабенький луч солдатского фонарика из-за спины едва позволял различать дорогу.
- Левый уклон... правый уклон, - время от времени раздавалась команда, и Михаил с остальными пленниками послушно поворачивал в левый или правый штрек.
И вдруг все преобразилось. Преображение заключалось в том, что на стене появилась надпись. Закралась шальная мысль, что если здесь встречаются люди, если подземная дикость, мертвая порода кончилась, то близко какой-нибудь выход.
Но надпись была достаточно бессмысленной, чтобы слишком радоваться. "В БОРЬБЕ ЗА ДЕЛО ЗОТОВА БУДЬ ГОТОВ К ПОЗОРНОМУ СТОЛБУ!" - прочли они на стене корявые буквы, нарисованные белой краской. Ниже было нацарапано менее заметно, менее капитально - "СВОЛОЧИ".
