Теперь страх был снаружи. Теперь то, что пугало раньше, было, как дом родной. Но, пройдя до того места, где можно было выпрямиться, они выпрямились, и Михаил расхохотался.
- А что мы, собственно, дернули? Ведь это не по нашу душу, а по...
Равиль не разделял этого веселья.
- Вообще-то да... но все же... Кто их знает? Давай этих солдатиков разбудим.
- Давай.
Но солдатиков на том месте, где они спали и блевали, не обнаружилось. Ни хлеба, ни бутылок. Только оплывший огарок свечи.
- Куда они, черти, делись?
-- Мишка, давай сперва наших предупредим. Этих потом найдем.
В их гроте все оставшиеся мирно спали. У водоносов, пока они добирались досюда, нервы постепенно успокоились. Василий проснулся сам, а Катю с Сашей разбудили.
Сели советоваться, что дальше делать. И решили, что паниковать не стоит. У них идеальное место для стоянки. И недалеко, и в то же время на приличном расстоянии от входа. На всякий случай сделали оба прохода максимально узкими, соорудив баррикаду из камней. Поработав, еще больше успокоились. А когда Катя достала из своего рюкзака фляжку со спиртом, то при родниковой водичке и вовсе все стало в порядке. И улеглись досыпать.
На этот раз Михаил был разбужен шумом голосов, хотя Равиль и Василий разговаривали, сидя у закипающего чайника, совсем негромко. На этот раз он посветил на часы и посмотрел на циферблат внимательнее: "10:13 am". Вот уже действительно утро. Только почему-то еще хотелось спать.
Послышались чьи-то шаги. Из темноты возникла Катя, а вскоре вслед за ней появился Саша.
- Доброе утро, - поприветствовал всех Михаил, наполовину вылезший из спальника. - Где-то, по слухам, солнышко встало.
- Вылезай, вылезай, - посоветовал ему Равиль. - Как бы нам сейчас тикать не пришлось.
- А что такое?
- Мы с Равом в Переднюю ходили, - сообщил Василий. - Там, кажется, действительно облава на этих солдатиков. Даже собак запустили.
- Вы видели их?
- Нет, слава богу. Только слышали. Там местами встречаются тонкие стены. Штреки часто прорыты. "Товарищ майор" слышали и "сука" слышали. Может, найдут тех беглецов и отвалят...
В голосе Рябченко присутствовала какая-то микроскопическая дрожь. Да Михаил и сам почувствовал неуверенность, зыбкость в этой огромной земной полости, в этих известняковых и песчаниковых стенах и потолках, в самом своем положении норного зверя, загнанного в глубину гораздо более сильным и свирепым фокстерьером. Господи, и тут, в цещере, эти, в погонах, достали.
