— Каким именем ты хотел бы меня называть? — Он подмигнул мне. — Я отзовусь на любое. Если ты расскажешь еще о твоем Боге, который смеется.
— Откуда мне знать о Боге? — перефразировал я его вопрос и снова налег на лопату. — Не думаю, что меня когда-нибудь крестили. Меня никогда не учили катехизису. Я слышал проповеди священников, но их благочестивые поучения никак не связаны с тем, что я видел и чувствовал.
— Значит, твое сознание пусто. Это хорошо! В пустоте можно обрести Бога.
— Я всегда думал, что Бога обретают в изобилии, — медленно ответил я. — Например, в величии и красоте прекрасных картин, написанных мастером. Бог присутствует в той красоте и той чистоте.
— Только в чистоте, красоте и изобилии? А в грязи, уродстве и пустоте? Зачем ты полагаешь ему такие тесные пределы?
Я снова забыл о работе и пристально посмотрел на него.
— Почему вы назвали Бога «Владыкой Сокровенных Тайн»?
— А как бы ты его назвал?
Странник тряхнул буйной гривой черных с сединой волос.
— Разве у евреев нет имени для него?
— Как могут евреи дать имя необъятному? Или христиане, или сарацины?
Где-то в мире есть место за гранью добра и зла.
Попадая туда, душа, утонув в высокой траве,
Переполнившись через край, забывает значения слов.
Жди, встречу я тебя там.
[46]— Так говорил мой друг, а он знал, что говорил, опьяненный духом, словно вином. — Странник расправил грубую серую тунику на тучном теле. — Имена исчезают в той полноте и красоте, которые ты, точно плащ, навешиваешь на Господа, о, мальчик по виду, но не по сути.
— Я вас не понимаю, вы говорите загадками, — пробормотал я.
По его круглому лицу разбежались лукавые морщинки.
— Давая имена, мы пытаемся облечь в форму бесформенное, а это страшный грех. Ты понимаешь, что такое грех?
— Грех мне знаком.
Я выпрямился и посмотрел на Странника со всем высокомерием, на какое был способен. Я убийца, блудный развратник. А до этого был вором. Если уж кто-то и знал, что такое грех, то это я.
— Чудесно, какой дар! Ты скоро будешь вознагражден! На что тебе имена Бога? Зачем сворачивать на неверную тропу, когда путь так хорошо начинается?
— Вам кажется, что, давая Господу имя, мы ограничиваем его, а это неверно?
Я ломал голову, пытаясь разгадать слова Странника. Наш разговор напомнил мне беседы с Джотто, только сейчас от любопытства и смятения мысли мои кружились вихрем, как листья на сильном ветру, подувшем со стороны Арно.
— Разумеется, у нас есть имя для Бога. Но мы никогда не произносим его вслух. Слова, написанные или произнесенные, обладают магической силой, а из всех слов имена — самые священные и могущественные!
