, ну и, сам понимаешь…
— К черту! — сказал я. — Сейчас или никогда! К счастью, жена птицелова поддержала меня:
— В Москве ты прославишься и будешь зарабатывать.
— Что слава? Жалкая зарплата на бедном рубище певца,>{174} — вяло сострил он, понимая всю несостоятельность этого старого жалкого каламбура. Он произнес его нарочито жлобским голосом, как бы желая этим показать себя птицеловом прежних времен, молодым бесшабашным остряком и каламбуристом.
— За такие остроты вешают, — сказал я с той беспощадностью, которая была свойственна нашей компании.>{175} — Говори прямо: едешь или не едешь?
Он вопросительно взглянул на жену. Она молчала. Он посмотрел на увеличенный фотографический портрет военного врача в полной парадной форме — покойного мужа его жены.
Птицелов чрезвычайно почтительно относился к своему предшественнику и каждый раз, глядя на его портрет, поднимал вверх указательный палец и многозначительным шепотом произносил:
— Канцлер!>{176}
Он вопросительно посмотрел на портрет «канцлера». Но канцлер — строгий, с усами, в серебряной портупее через плечо и с узкими серебряными погонами — молчал.
Птицелов подумал, потряс головой и солидно сказал:
— Хорошо. Еду. А когда?
— Завтра, — отрезал я, понимая, что надо ковать железо, пока горячо.
— А билеты? — спросил он, сделав жалкую попытку отдалить неизбежное.
— Билеты будут, — сказал я.
— А деньги? — спросил он.
— Деньги есть.
— Покажи.
Я показал несколько бумажек.
Птицелов еще более жалобно посмотрел на жену.
— Поедешь, поедешь, нечего здесь… — ворчливо сказала она.
— А что я надену в дорогу?
— Что есть, в том и поедешь, — грубо сказал я.
— А кушать? — уже совсем упавшим голосом спросил он.
— В поезде есть вагон-ресторан.
— Ну это ты мне не заливай. Дрельщик! — сказал он, искренне не поверив в вагон-ресторан. Это показалось ему настолько фантастичным, что он даже назвал меня этим жаргонным словом «дрельщик», что обозначало фантазер, выдумщик, врунишка.
— Вообрази! — сказал я настолько убедительно, что ему ничего не оставалось, как сдаться, и мы условились встретиться завтра на вокзале за полчаса до отхода поезда.
…Солнце жгло крашеный пол, и на крашеных подоконниках выскочили волдыри…
Я хорошо изучил характер птицелова. Я знал, что он меня не обманет и на вокзал придет, но я чувствовал, что в последний момент он может раздумать. Поэтому я приготовил ему ловушку, которая, по моим расчетам, должна была сработать наверняка.
Незадолго до отхода поезда на перроне действительно появился птицелов в сопровождении супруги, которая несла узелок с его пожитками и едой на дорогу. По его уклончивым взглядам я понял, что в последнюю минуту он улизнет.
