Мирович тихонько приблизился, опустился на колени и поцеловал ее босую ногу, с которой соскользнула туфелька.
Екатерина Вторая испуганно вскочила, оттолкнула его от себя, расширенными глазами посмотрела на него и потом быстро привлекла его к своей груди.
— Я видела дурной сон, — прошептала она, — мне приснилось, будто я тебя потеряла. Ты еще любишь меня?
Вместо ответа голова возлюбленного склонилась ей на колени, он задрожал всем телом. Екатерина со зловещим удовлетворением разглядывала его.
— Отойди, ты меня больше не любишь, — проговорила она затем таким тоном, от которого у него почти замерло сердце. — Не прикасайся ко мне, я не желаю тебя знать.
Мирович в ужасе вскочил на ноги, но в следующее мгновение в порыве пылкой страсти снова рухнул к ее ногам:
— Катерина, ты сводишь меня с ума, — закричал он, — привяжи меня к столбу и хлестай меня плетью, пока я не зальюсь кровью, я буду ликовать! Положи меня на раскаленную решетку, как христианского мученика.
— Глупец! — воскликнула императрица.
— Скажи: Ты надоел мне, я останусь твоей только до следующего новолуния, но потом твоя голова скатится с плеч, и я отблагодарю тебя, как свое божество.
Екатерина расхохоталась.
— Ладно, с чего начнем? — спросила она, убирая у него со лба спутавшуюся прядь волос. — С раскаленной решетки?
Мирович обнял ее обеими руками, прижал пылающее лицо к ее мраморной груди и дрожал.
— Не прикасайся ко мне, — снова засмеявшись, повторила она, — сегодня я хочу устроить себе испытание, я хочу быть пострашнее плети и раскаленной решетки.
Мирович взглянул на нее.
— Ты сегодня что-то задумала, — произнес он, — ты так необыкновенно красива.
— Да, — весело воскликнула она, — я хочу поймать тебя.
— Разве я не пойман еще?
— Еще не полностью.
— Ну, тогда захлопывай ловушку. Вот ты меня и получишь, — в любовном безумстве прошептал он, — делай со мной все, что захочешь.
— Глупец! Разве мне для этого нужно твое разрешение? — ответила Екатерина и так выразительно на него посмотрела, что кровь застыла у Мировича в жилах.
Он поцеловал ее пышное плечо, обнажившееся из-под соскользнувшего меха.
— Не смей целовать меня, — крикнула императрица, грубо и презрительно отталкивая его от себя ногой. — Я снова захочу любить тебя только тогда, когда ты будешь моим целиком и полностью, вещью в моих руках.
— Я уже стал ею, Катерина, — клятвенно заверил он и глаза его увлажнились. — Я жажду быть для тебя хоть чем-то: рабом, вещью, игрушкой, инструментом, делай из меня все, что пожелаешь, и выброси меня, когда я стану тебе ненужным.
