— Он спрашивает: «Это настоящий боевой сенель?» Элиан вздрогнула. Жрица, пришедшая следом за ней, чтобы плеснуть воды своей животине, заговорила с детьми нежным, глубоким голосом:
— Да, это боевая кобылка, и притом очень хорошая, но не вас ли, часом, кличет с поля отец?
Дети убежали, то и дело оглядываясь. Жрица опустила коромысло и выпрямилась.
— Очень хорошая и здорово устала, если повнимательнее на нее посмотреть. Ты будешь отдыхать в храме или у меня в доме?
— Где вам удобнее, — ответила Элиан, внезапно почувствовав, как утомилась сама. — Тогда в доме, — сказала женщина. — Пойдем.
* * *
Сон был глубокий, без сновидений. Когда Элиан проснулась, ее окружал сумрак, немного развеянный огнем очага. Она вдохнула запахи трав и ощутила глубокую умиротворенность. Постепенно Элиан сообразила, что лежит на жестком соломенном тюфяке в одной только рубашке, укрытая одеялом. Она в тревоге села. Отсветы огня падали на металл и ткань: одежда и оружие вперемешку лежали у нее в ногах. Жрица, стоя на коленях у очага, следила за кипевшим в горшке варевом. Она спокойно подняла глаза и сказала: — Добрый вечер. Элиан натянула одеяло на грудь. — Почему вы… как вы посмели… Взгляд жрицы заставил ее замолчать. — Меня зовут Ани. Как зовут тебя, мне нет дела, если ты сама не захочешь назваться. Вот еда.
Элиан взяла ароматно пахнущую миску, но к еде не притронулась, хотя желудок у нее скрутило от внезапного приступа голода.
— Меня зовут Элиан, — почти с вызовом сказала она.
Ани кивнула. Разум ее был темен и непрозрачен, как глубокая вода.
— Ешь, — повторила она. А когда Элиан повиновалась, приказала: — Спи.
«Сила, — подумала Элиан, куда-то проваливаясь. — Это сила. Она колдунья… Я должна…» — …ехать.
Звук собственного голоса заставил Элиан вздрогнуть. В хижине никого не было, очаг погас. Сквозь откинутую дверную занавеску струился солнечный свет. Ее одежда лежала точно так, как она запомнила, рядом было сложено оружие, а возле руки стояла миска. В миске лежал хлеб, еще немного теплый после выпечки, и ломоть твердого желтого сыра.
Обнаружив, что очень голодна, Элиан поела. Нашла ведро с чистой водой, чтобы умыться; оделась, расчесала волосы и спрятала их под шапочку. Потом вышла на свет. Она чувствовала себя хорошо, впервые с того момента как покинула Хан-Гилен. Да и день соответствовал ее самочувствию, погожий денек начала лета, теплый, яркий и разноголосый благодаря гомону птиц.
Кобылка, казалось, поклялась вечно дружить со своими странными соседями, мирно жуя вместе с ними свеженакошенную траву. На появление хозяйки она отреагировала лишь взглядом да навостренным ухом, — собственно, на том ее приветствие и закончилось. Она была вымыта и хорошо расчесана, грива и хвост струились как шелк. Спустя некоторое время Элиан оставила ее и заглянула в храм.
