– Объяснить? – переспросил Витя. – Хорошо, пожалуйста, объясню. Я в действительности приготовился наработать партию препарата, но кой-чего малость недоучел, просчитался. И я подумал: даже к лучшему эти трудности с препаратом. Полоса такая, что ли, настала. Народ настолько стосковался по правда, подтолкни, и все сдвинется. Сама пойдет!… В этакой обстановке контроль попросту невозможен, до того всем надоело держать кукиш в кармане. Жизнь научная, она ведь тоже полосато течет, или, может, циклично. То так, то эдак. То одна мода, а то другая. В патовом положении окажемся со своим испытанием, в зыбь мертвую попадем, в тупик, как в той притче о критянах, ей-Богу. Разумеется, помните эту притчу?
– Помню, помню… а ты напомни.
– Классический же пример софизма, Константин Эдуардыч. Один критянин говорит, что все критяне лгут. Но он – критянин и, следовательно, лжет тоже. А если так, стало быть, на самом деле все критяне говорят правду. И этот, значит, тоже говорит правду, то есть, правда, что все критяне лгут… и тэ дэ и тэ пэ.
– Ну а в чем тут изъян, в рассуждении этом, хоть докумекал? – залюбопытствовал Б. Ш.
– Обижаете…
– Ну а все же?
– В невероятности обобщения… В человечьей натуре.
– Так… И ты решил схулиганить. Хороша диалектика, мил человек: на обмане строить здание правды!
– Ну, во-первых, не помните, – возразил Витя, – когда именно я докладывал на совете? Первого, между прочим, апреля! А во-вторых: тьмы низких истин нам дороже…
– Стихи! – восхитился Б. Ш. – Притча! Уж не азбучной ли грамоте ты, случаем, обучился?!
– Комп покамест справляется с этим…
– Хорошо, – подобрался Б. Ш. – Ну, допустим, поставим опять твое сообщение на совете. С чем ты выйдешь?
– С тем, что есть… естественно, с чем же? И надеюсь, мы с препаратом сладим. Но испытывать следует в другом месте… Там, где свыклись… на Крите!
Время Витино вышло: Б. Ш. поднялся. В размышлении протянул Вите руку. В глаза заглянул.
– Еще последний вопросец, мой мальчик… деликатный, – он замялся. – А как ко всему к этому твоя половина?
– Ленка?!
Витя Путинцев только рассмеялся в ответ:
– Мы с ней к этому, как ни странно, оказались готовы.
Как ни велик город и ни разнообразны городские круги, неожиданные пересечения вполне вероятны и, скорее всего, при любых обстоятельствах, как тогда с Теракяном, неизменно некстати. Если верить Лене, Теракян совершенно опешил, когда Витя его не узнал. А что было бы с вами на его месте? Вы бросаетесь к человеку, с которым бок о бок работаете не один год, видитесь изо дня в день и, понятно, давно на ты, а он упирается в вас стеклянным взглядом и заявляет, что, к сожалению, вы обознались. В собственном, мягко говоря, здравомыслии усомнишься. Теракян, правда, по словам Лены, поначалу было принял это за розыгрыш, даже похлопал художника по плечу, и трудно сказать, чем бы кончилось дело, если бы тот не смягчил ситуацию, произнеся спасительную фразу о близнеце-брате, заготовку для подобных случайностей. Знаете ли, нас вечно с ним путают, и все такое. В юности друг за друга на свидания ходили и оплеухи схлопатывали. А вдобавок тут же попросил попозировать. Прямо там, в компании, не сходя с места, Так сказать, без отрыва. Сам Витя, правда, не помнил, как это получилось, но по Ленкиному рассказу хорошо себе мог представить. Извините, сказал вроде бы ни с того ни с сего, вас не затруднит в такой позе посидеть минут десять? А сам уже карандаш схватил, лист бумаги… Разговаривать, пожалуйста, можно, хотя лучше не нужно. Дышать? Да, это сколько угодно… Плохой он был бы мазилка, если б прошел мимо такой модели. Единым махом ухватил суть и перенес на бумагу этот огонь на мерзлоте, мгновенно, целостно и беспощадно. Огнедышащий вулкан с ледяным нутром. Не зря Теракяновы предки столетиями поклонялись священной снежной горе. Любопытствующие, которых всегда набиралось сверх меры, только ахнули, по утверждению Ленки. Портрет этот понравился и самому Вите, когда Ленка уговорила его пойти посмотреть.
