Слава богу, это был сад, а не привычный нынче кусок голой земли, расчерченный грядками. Катя, таясь за деревьями и кустами, осторожно кралась по направлению к смутно просвечивающей беседке. Приблизившись, она застыла, стараясь не дышать, поскольку заметила силуэт Турищева. Писатель почему-то не сидел, а почти лежал на скамейке. Прошло несколько минут, показавшихся Кате вечностью, однако он не пошевелился. Спит? В такой неудобной позе? Маловероятно. Или ему плохо? Сердце, например. Ох, как неудачно! Кате страшно не хотелось показываться Турищеву на глаза. Он, разумеется, решит, что она явилась умолять о прощении. Только этого не хватало! Но вдруг человеку действительно плохо и надо вызвать врача? Не оставлять же его помирать исключительно потому, что он гад? И Катя, все еще зачем-то соблюдая осторожность, сунула голову в беседку.
Турищев никак не среагировал на подобную фамильярность, хотя глаза его были открыты. Катя почувствовала, как у нее стучит в висках. Потом сказала себе: «Надо», — и прикоснулась к руке Турищева. Холодная, но не слишком. Правда, на улице теплынь. Где-то тут должен прощупываться пульс… должен, однако не прощупывается. Еще бы — затылок писателя разбит в кровь. Господи, как же она сразу не заметила? Он мертв! «Ну, ты и влипла, — вслух произнесла Катя. — Кретинка недоразвитая!»
Думалось почему-то не о Турищеве, а о себе. Катя не слишком высоко ценила нынешнюю милицию. Расхлябанные мужчины с дубинками, собирающие дань с торгующих семечками старушек и лебезящие перед новыми русскими, не вызывали желания довериться. Разумеется, они не станут обременять себя раздумьями. Вчера Катю уволили из-за Турищева, а сегодня она по непонятным причинам является к нему на дачу — и пожалуйста, обнаруживает труп. Ее лепету о чате и Осведомленном вряд ли кто поверит. Приехала, дабы отомстить — что и выполнила. Предумышленное убийство. Более щадящий вариант — приехала просить прощения и, не получив такового, действовала в состоянии аффекта. Все зависит от того, привезла ли она орудие преступления собой или подыскала на месте. Катя огляделась. Самым странным и нелепым почему-то показался аккуратно свернутый галстук, лежащий рядом с писателем на скамейке. Тяжелого предмета рядом не наблюдалось.
Катя обошла беседку кругом и заметила увесистый булыжник, который явно недавно передвигали. Подняв его, она увидела кровь. Вот и орудие преступления. В ужасе бросив булыжник, Катя вернулась в беседку. Не разумнее ли сбежать? Турищеву уже не поможешь, зато себе навредишь. Пускай его обнаружит Лайма, с нее как с гуся вода. О, черт! А если Катю кто-то запомнил? Она дважды была на станции, четверть часа дорожным столбом торчала на переезде и вдобавок долго бродила вокруг дачи. Сбежав, она подтвердит свою вину. Нет, ничего не остается, кроме как вызвать милицию.
