Дети белой богини | страница 10
- Проводи меня, - велел Горанин Маше.
- Останься, — попросил Завьялов.
- Сашенька, мне надо зайти к Степану Ильичу, - ласково сказала Маша и вслед за Германом вышла из палаты.
Вот так. Хоть ты умри здесь. Не умер. Ни в тот день, ни после. А в середине лета его выписали из больницы.
День второй
Сумерки его жизни продолжались. Диагноз, с которым выписали, оказался неутешительным. Долго изучал медицинскую карту, пытаясь разоб1-рать каракули врачей. Те словно соревновались в отвратительно сти почерка. Растолковала Маша, которая работала в той же больнице медсестрой.
- Ты больше не можешь работать в милиции, Саша. Ты больше вообще не можешь работать, -сказала жена.
Приговор медиков потряс до глубины души:
- Как так?
- Тебе надо пройти медкомиссию.
- Да меня каждый день врачи осматривают! До дыр уже засмотрели! - неловко попытался пошутить он.
- Ты не понял. Тебе надо пройти ВТЭК.
- Что сие значит? - наморщил он лоб.
- Консилиум врачей, который определяет, может ли человек работать, - осторожно сказала Маша и поспешила добавить: — Я уже обо всем договорилась. И Герман Георгиевич... - Она вдруг запнулась.
- То есть... Ты хочешь сказать, что...
Он боялся выговорить это вслух. Ему ведь и сорока еще нет!
- Не надо волноваться, Саша. И с этим люди живут.
Он подошел к зеркалу. Повязку уже сняли, на обритой голове отрастал седой ежик волос. Седой... Потрогал шрам и невольно поморщился. «Не болит, но отчего же так не по себе?» Вслух сказал:
- Я чувствую себя абсолютно здоровым. Жена вздохнула.
Процедура, которую пришлось пройти, была отвратительна. В коридоре сидели люди, много людей. Оказалось, что на комиссию, которая дает группу инвалидности, огромная очередь. Даже безрукие и безногие должны приезжать сюда каждый год, как будто ампутированная конечность со временем могла отрасти. Маша, знавшая членов комиссии по работе, договорилась, чтобы его приняли без очереди, но он воспротивился:
- Почему это больные должны весь день торчать здесь, в коридоре, а я, здоровый, идти вне очереди? Нет уж, я хочу быть, как все, - упрямо заявил он.
- Меня-то хоть пожалей, - покачала головой Маша. - Мне же в ночь дежурить.
- А ты можешь идти. Я сам.
Жена не ушла. Сидели вместе до конца, до того момента, когда его пригласили в кабинет. О том, что стал глуховат на оба уха, он догадался уже давно. Но научился определять по губам, о чем говорят люди. А будучи человеком упорным, надеялся со временем развить эту способность до совершенства. Тренировки и напряженная работа ума уже приносили плоды.