- Правильно! - поддакивает кромешный, руки по швам.
- Оторви-ка ему башку, все равно ни к чему она у него, так, больше ради прилику болтается, да выкати ее за ворота: пусть блудливых баб стережет да на мужиков, дураков, дразнится.
- Слушаю, отец Варфуил! - говорит кромешный, руки по швам.
Побежал он из преисподней и сделал что надо, оторвал Ивану башку и выкатил ее за ворота… Ну вот, с той поры и катится Иванова голова по небу, а куда она, матушка, катится, нашему брату это ведать не дадено.
- Ну и складчица ты, баушка, - передохнула глубоко Маша.
- Что ты… что ты… это не складка, а… быль… в нашем селе Горы-Понивицы все и случилось… Только, вишь, какой грех на сонном человеке оказался!
- А мне, баушка, и сейчас спать хочется… - сказала Маша, потянувшись кверху руками.
- Поди… поди, девонька… Это ведь я тебе для того наплела, чтобы ты замуж не ходила за Иванова внука… если не равно он к тебе свататься будет.
- Скажешь еще!..
- Вот тебе корешок… на крестик повесь, до время не тронь, и будет срок: баранью шубу подаришь!.. Прости-ка пока!
Взяла Маша корешок, стала его разглядывать: так, болотная травка какая-нибудь и пахнет боговником, от него дурман только в голову идет.
- Ты бы, баушка, ночевать у нас осталась, - спохватилась Маша.
- И-и, девонька… я и в лесу хорошо заночую: отца твоего больно боюсь, - шамкнула старушка из двери. - Зайду… зайду, красавица.
Смотрит Маша на выход, а там уж никакой старухи нет, а стоит в двери корова Доенка, просунувши в нее свою лысатую голову, и мотает ею, словно здоровается. Подошла к ней Маша, погладила ее по загривку, за ухом ей почесала. Доенка лизнула Машу по рукаву.
Маша заглянула за угол: нет никого.
"Вот божия старица!.."
Только Дубна дымится и туман плывет, завиваясь на кончике кольцами, как тетеревиные хвосты на току, и у самого князька отцовского дома со скорбью, удивленьем и страхом катится Иванова голова, слушает, пригнувшись к князьку и заглядывая в маленькое окошко на чердаке, откуда это идет такой звон, да, видно, догадаться не может.
