Ну так вот: двадцать шестого апреля никто еще ничего не знал. Только к вечеру подали тысячу автобусов и за три часа вывезли весь город. Сказали, что на станции аварийная ситуация, что это на три дня и что к Первомаю все вернемся. Взять разрешали только деньги и документы… И вывезли в несколько ближайших городов, подселили в обычные семьи – никто, кстати, в этих семьях не возражал. Относились к нам, как во время войны к эвакуированным. Там прожили мы три месяца, в июле всем разрешили на несколько часов вернуться в Припять и быстро забрать самое необходимое. Но что это навсегда – мы и тогда не знали.
А потом дали всем квартиры в Киеве, в новостройках. Конечно, потеснили мы очередников… Но тогда обид не было. Обиды начались потом, когда чернобыльцам дали льготы. У них более длинные отпуска, например… Нас поэтому и на работу берут неохотно. Да и куда мы можем устроиться? На Украине специалисты нашего профиля не нужны, да и в России – только в Сосновом Бору. Наши разъехались по всей стране, добрались до Камчатки – я с некоторыми переписываюсь, знаю… И все как один говорят: если бы сейчас разрешили вернуться в Припять – вернулись бы все! Все до единого. Восстановили бы город, отремонтировали жилье… Но его, конечно, не восстановят никогда. Не потому, что заражен,- сейчас-то уже фон в пределах нормы. А просто работать здесь больше негде: станции-то нет. А лесников и дорожников в зоне много не нужно. Других предприятий нет – после аварии все позакрывалось. Сейчас и Славутич опустеет – там тоже жили только работники станции. А как бы мы все съехались сюда! Я же говорю, это был рай…
Да, рай. Жили люди в раю, не знали горя. Потом попробовали яблоко не с того дерева. И их выгнали.
Что было в райском саду после изгнания Адама и Евы? Я думаю, музей-заповедник.
Детский сад номер семь в Припяти, совершенно пустой, вечерней, теплой апрельской Припяти ровно пятнадцать лет спустя после взрыва на четвертом энергоблоке. Тут плачут люди с весьма крепкими нервами, и немудрено. Это был детский сад новейшего типа, огромный, светлый, двухэтажный, с прудиком во дворе. В прудике плавают две желтые пластмассовые рыбки, на дне лежит резиновая лягушка.
Конечно, на Припять было совершено несколько набегов. Это сначала, не считаясь ни с какими деньгами, весь город поставили на сигнализацию, его постоянно патрулировала милиция, искала и выселяла самых упрямых обитателей, не желавших уезжать (такие были). В первые годы – мои-то ровесники помнят – чернобыльской зоны боялись как огня, боялись до того, что и от приезжих киевлян старались держаться подальше. Машку Старожицкую, ныне ведущую журналистку «Киевского телеграфа» и организатора этой нашей поездки, в мае 1986 года не пускали ночевать ни в одну комнату в московском студенческом общежитии – она, видите ли, поехала посмотреть Москву на майские праздники; боялись, что заразит. Поэтому и Припять до известного момента не грабили. Но потом бывшие республики принялись стремительно нищать, голод оказался сильнее страха, и город постепенно разграбили, разворошили – нечего взять было только в детском саду. И потому с ним расправляется в основном природа.
