Роскошные волосы Марины Рощиной и впрямь заслуживали восхищения, как впрочем и сама Марина. Алина, с присущим только женщинам умением находить изъяны в чужой внешности, была вынуждена это признать, все же подумав напоследок, что над Рощиной, скорее всего, ежедневно работал весь принадлежащий ей салон красоты. Длинные густые волосы, как с рекламы шампуня, гладкая сливочная кожа, правильные, гармоничные черты лица, царственную красоту которого не портил и распухший, покрасневший нос. Изумительные аметистовые глаза смотрели твердо, спокойно и такими же спокойными были слова и жесты. Она выглядела немного взволнованной, но не напуганной и в утешении и ободрении не нуждалась, хотя в автобусе нашлось бы немало желающих их предложить. От Алины не укрылось, что все пассажиры мужского пола то и дело омывали Марину взглядом — кто исподтишка, кто открыто. Та замечала и те, и другие взгляды, и время от времени ее губы трогала легкая улыбка, в которой было что-то кошачье, и в аметистовой глубине суживающихся глаз зажигался теплый золотистый огонек.
«Красивая», — думала Алина не без доли зависти — не змеиной, ядовитой, а, скорее, обыденной: мол, хорошо бы и мне так, а нет — и не надо. На Рощину просто было приятно посмотреть, как на яркий свежий цветок или произведение искусства. Ладная, темноглазая Света, сидевшая рядом, сама по себе была очень даже хороша, но на фоне Марины казалась бледной невзрачной тенью.
Света, наклонившись, что-то прошептала на ухо Рощиной, сделала левой рукой такое движение, будто закручивала в патрон лампочку, и обе затряслись от сдерживаемого смеха. Потом Марина завела ладонь на затылок и перекинула волосы с одного плеча на другое — золотистая, густая волна медленно, словно во сне, перекатилась по сгибу ее руки и хлынула вниз, захлестнув и плечо Светланы, и между женщинами протянулась шелковистая, блестящая паутина, словно связав их. Марина засмеялась снова, убрала волосы, слегка потянулась, разминая затекшее от долгого сидения тело, и все мужские взгляды, как по команде, приковались к ее тонкому, натянувшемуся на груди свитеру. Алина, не удержавшись, хихикнула — очень тихо, так что услышал только сидевший рядом Кривцов. Он повернул голову и посмотрел на нее укоризненно, потом удручающе пожал плечами — мол, мужик — и в Африке мужик, это понимать надо.
Она заметила, что Виталий отвел взгляд от Рощиной последним. Он явно благоволил к Марине больше остальных, но не подмигивал ей, как Олег, и не поглядывал осторожно и смущенно, как Борис, — он просто смотрел — открыто и прямо — настолько прямо, что иногда уже сама Марина начинала беспокойно ерзать и старательно отворачиваться.
