Кухня — огромная, совмещенная со столовой, была сердцем квартиры, а готовка — Светланиной страстью. Рецептам, умещавшимся в ее голове, не было числа, готовила она вкусно и умело, и наблюдать за ней на кухне было все равно, что смотреть, как художник в порыве вдохновения бросает на полотно мазок за мазком. Блюда были ее картинами и ее поэмами, они шли из самого сердца ее души, и она считала, что соблюдать при их приготовлении точность и аккуратность было недопустимо — все равно, что пытаться создать картину с помощью линейки. Светлана всегда все делала на глаз, руки ее порхали с небрежной быстротой и никогда не ошибались. Стол и плита были ее палитрой, а продукты красками — и нежная белизна муки и майонеза, и все оттенки красного — от ярких томатов до густого бордо очищенной свеклы, и умытая густая зелень огурцов и трав, а легкая — капусты, и желтизна сыра и яичных желтков, и янтарный мед, и оранжевая свежесть моркови. Никто не мог так быстро и ловко разделать рыбу или птицу, нарезать овощи и зелень или замесить тесто и уж точно никто не мог так изобретательно и празднично украсить даже самое простое блюдо, превратив его в маленький аппетитный шедевр — настолько прекрасный, что его даже было жаль съедать. Она никогда не пользовалась современными кухонными приспособлениями, облегчавшими работу хозяек, считая, что они только уродуют ингредиенты, которые, на самом деле, должны получать силу от приготовивших их рук, а не от всяких электризованных железок. С ножами Светлана управлялась не хуже, чем опытный хирург со скальпелем, из-под ложек никогда не летели брызги, ничто и ни разу не было не дожарено или пережарено. Она знала — то, что делаешь с любовью, никогда не может получаться плохо.
Почти каждый вечер в доме Бережной бывали гости, которые могли в полной мере оценить ее искусство. На все предположения друзей о том, что Света могла бы стать богом в любом элитном ресторане, она лишь презрительно приподнимала брови. Готовить за деньги? Никогда! Кроме того, в деньгах она не нуждалась, ей всего хватало.
Она посмотрела сквозь мокрое стекло на стремительно мчащиеся деревья. Мокрые пожелтевшие листья казались неряшливыми, неприглядными, и сами деревья, придавленные кислым пасмурным небом, выглядели мрачновато, хотя, наверное, в хорошую погоду осенний багрянец и золото этого густого леса были очень красивы. Светлана наклонилась, почти прижавшись к стеклу лбом, и несколько раз выдохнула, смешно выпячивая губы, потом указательным пальцем нарисовала на затуманившемся стекле сердечко. Оно получилось неровным и какимто уж слишком одиноким. Сердитым взмахом ладони она стерла рисунок, потом расстегнула стоявшую рядом на сиденье большую сумку и достала из нее пакет чипсов. Отправляясь куда-то, Бережная всегда брала с собой много еды, а в такой дальний путь — и подавно. Еще целый час — поскорей бы уже приехать. Светлана покошачьи зажмурилась, предвкушая предстоящий отдых с друзьями. Кажется, она не отдыхала уже целую вечность.
