И герой на белом коне.
У Фаины Сергеевны закружилась голова. Какой расчет, какая выдержка! Вот уж воистину, талантливый человек талантлив во всем.
Фаина Сергеевна судорожно глотнула морозный воздух и торопливо посеменила к дому.
* * *
В редакции было многолюдно, шумно и душно. И в холле, и в коридоре, и за открытыми дверями отделов толпились, курили, смеялись, общались.
Обычная картина, приятная сердцу журналиста, последнее время Першина раздражала; раскланиваясь направо и налево и улыбаясь всем и каждому, Владимир Иларионович бочком прошел к своему кабинету, и, открывая дверь, подумал с удовольствием, что мрачный нрав Шмакова спасает от обилия праздноболтающих.
Шмаков молотил по клавиатуре.
Довольный тишиной и безлюдьем, Першин оживил компьютер и попытался углубиться в статью, однако мысли Владимира Иларионовича какой день крутились в других сферах.
Конечно, Бондарь прав, — Першин опять подумал о герое как об авторе романа. — Ракушки, налипшие на киль, всплывают вверх, когда на море шторм и судно треплет волна. Сказано так… по-шмаковски.
Першин улыбнулся, глянул на Шмакова — тот с остервенением колотил по клавишам, не спуская с клавиатуры недоброго взгляда, словно та была манекеном ненавистного начальника.
Роман в редакции прочитали многие, и только что Першину пришлось выслушать с десяток суждений и о романе, и о поведении автора, но Владимиру Иларионовичу было интересно мнение Антона.
Першин вновь улыбнулся, глядя на сумрачного Шмакова:
— Антон!
Тот вскинул голову и смотрел из-под насупленных бровей, словно Першин отвлекал его от создания эпопеи века.
— Почему автор не идет за премией? — играя мышкой, чтобы не погас монитор, спросил Першин. — Твое мнение? Это что? Пренебрежение? Бравада? Трагическое стечение обстоятельств, и автора, быть может, уже и в живых нет?
— Псевдоним, — буркнул Шмаков и снова принялся за клавиатуру.
— Псевдоним? Действительно… Ты полагаешь… — Владимир Иларионович оставил в покое мышку. — Никакой не новичок. Просто решил — что? Проверить себя? нас? Испытать острые ощущения? Вернее, пережить вновь былые ощущения? Заново испытать — да что испытать? А премия — не нужна вообще?
— Появится, — буркнул Шмаков, — когда-нибудь.
— Так ты полагаешь… — И Першин вновь открыл роман.
Шмаков хмыкнул.
— И кто же? — пробегая глазами текст, спросил Першин. — Чей стиль?
Шмаков молча дернул плечом.
Задумчиво глядя на монитор, Першин прочитал, негромко и медленно:
«Почему я открыл дверь? — думал старик. — Я столько лет не открывал никому двери. Все ветер».
