Лучшее платье – молодость
Алевтине в пятьдесят показалось, что мужчины перестали раздевать ее взглядами. По правде, без бонусов они перестали раздевать ее и в реальной жизни – что-то случилось, видимо, сбился прицел. Ее дичь перестала манить охотников, и они стали стрелять по тарелочкам, на которых лежали свежие тушки из «поколения некст».
Она не была готова к этому, все было при ней: рост, вес, импланты и устойчивое материальное положение – все в норме, но рука опытного таксидермиста уже чувствуется на расстоянии. Она стала замечать, что в общественных местах с первых минут появления – шок! – какая яркая, вкусная, шикарная баба, но потом напряжение пропадает, если рядом в кадре появляются молодые, плохо воспитанные, с дурным вкусом и вульгарным маникюром девушки (не лакшери, как говорили в ее окружении). У них ничего нет, кроме сияющих глаз и паспортных данных, где маленькие цифры возраста блистают, как караты такого размера, как камни у Алевтины.
Года не кольца, их не снимешь, не положишь в сейф, чтобы не украли, – кому они нужны! Чем больше колец, тем старше вишня, нельзя давать валить вишню, нужно украшать крону, лелеять корни, которые начинают сохнуть. Не дать свалить себя ветру и зною, а то вишня упадет и ее спилят, посчитают кольца, и она станет дровами для чужого костра: эволюция – ё. т. мать. Вспомнила, сколько она вломила в стволовые клетки, не щадя своего живота для инъекций, ствол гибче не стал, хорошо, что хвост не вырос…
Вот такие мысли кружили в голове у Алевтины, сидящей за столиком модного кафе, куда она зашла перевести дух после салона по дороге в фитнес-центр, где ежедневно изводила свое тело до совершенства и эбонитового цвета кожи, хорошо маскирующего трещинки старого породистого дерева окаменевшего лакированного массива. Такой приговор собственного суда требует не апелляций, а действий, и притом немедленных.
Все было хорошо до вчерашнего дня. Ее бойфренд, плохой эстрадный певец, но крупный самец, после секса заявил, что женится на дочери главного аптекаря, а ей желает счастливого плавания по жизненному морю.
Алевтина не поверила – этот гондон, которого она подобрала на окраине Крымского полуострова, где он пел в кафе, огороженном прутьями, чудовищные песни про море в Гаграх и пальмы в Гаграх, грязное немытое существо в «варенках», с буйной растительностью, вылезающей из дырявых маек, как дикий плющ, позволил себе змеиным ртом заявить подобное.
