Так жили мы год за годом, и тюремная жизнь, как снегом, покрывала наши надежды, ожидания, которые тускнели и стирались. Мы ждали смены, ждали новых товарищей, новых молодых сил. Но все было тщетно: мы старились, изживали жизнь, а смены все не было и не было…»
Так писала В.Н. Фигнер. Так думали и остальные шлиссельбуржцы-народовольцы.
Но смена все-таки пришла!
В 1905 году — в революцию — ворота с надписью «Государева» растворились! Изображенный над входом двуглавый орел с хищно нацеленными когтями увидел небывалое: вышли на волю заключенные, проведшие в Шлиссельбургской крепости по 20 и более лет.
Сохранилась грифельная доска, на которой восемь человек из уходящих оставили свои автографы мелом.
ШЛИССЕЛЬБУРГ
28 октября, 1905 год
1885 Петро Антонов 1 мая
1880 Михаил Попов 22 февр.
1881 Николай Морозов 28 ЯНВ.
1884 Герман Лопатин
1881 Янв. Сергей Иванов
1887 3 мар. Михаил Новорусский
17 марта 1881 Михаил Фроленко
Иосиф Лукашевич Март 1887
(слева и справа — дата заточения в Шлиссельбург).
Осталась в крепости, на большом тюремном дворе, яблоня, посаженная М.Ф. Фроленко на том месте, где были расстреляны Мышкин и Минаков, где повесили Рогачева и Штромберга, а позднее — А. Ульянова с товарищами-студентами: П. Шевыревым, В. Генераловым, В. Осипановым и П. Андреюшкиным. Яблоня стояла долго, зеленела и цвела еще десятки лет спустя. Ее срезало под корень осколком снаряда в Великую Отечественную войну с фашизмом.
В 1905 году Шлиссельбургская крепость опустела.
В то время казалось — навсегда!
Рассказываю я здесь об этом случае потому, что он очень наглядно раскрывает новый расчет самодержавия. Теперь, после 1907 года, оно сознательно смешивало в Шлиссельбурге, с одной стороны, революционеров, то есть людей высшего служения моральному долгу, таких, как Борис Жадановский, Ф.Н. Петров, Владимир Лихтенштадт, Серго Орджоникидзе, И.П. Вороницын, Илья Ионов, М. и Д. Трилиссер, а с другой стороны, таких гнуснейших преступников, как граф О'Бриен де Ласси. Самодержавие могло надеяться и надеялось, что чашка уголовников перетянет. Получится уже не прежний «старый Шлиссельбург», не Бастилия, не романтический замок с томящимися в нем героями, борцами за свободу, а «нормальная уголовная тюрьма», «нормальный уголовный централ», где численно меньшая часть — политические, революционеры — распылится.
Однако этот расчет только представлялся математически правильным и логичным. На деле же он оказался ошибочным. Ошибка самодержавия была в том, что расчет свой оно построило только на одном количестве, совершенно упустивши из виду качество.
