А.П. (Возмущенно прерывает). А вы все это проверяли?
А.Ш. Сами понимаете, у меня нет такой возможности.
А.П. (Категорически, горячо, быстро). Не было Кузнецова. Был прусский дворянин Зиберт. Был немецкий инженер, который с 27-го года, как многие немцы помогал строить первую пятилетку. Он был убежденный антифашист. Ему, как и мне, врать не надо было. Конечно, он был неуязвим. Кого немцы могли взять, старшего офицера, фронтовика, тяжело раненного, у которого в Восточной Пруссии отец, сестра, а у них поместья, сахарный завод. Они от него письма получали, пока не погиб. Медведев, конечно не знал, что он настоящий немец. Фотографию родителей, русских, хоть раз видели? Нет. Не было их. Тоже мне, нашли русского Кузнецова! Написать все что угодно можно.
А.Ш. Что ж, не совсем уверен в вашей версии, но оспаривать не могу. Давайте вернемся к оккупации. Немецкий солдат и офицер запятнал себя зверствами и грабежом. Это общеизвестно и есть тысячи свидетельств об этом. Вы в этом тоже сомневаетесь или оправдываете немцев?
А.П. Конкретно кто эти грабежи подсчитал? Работник «СМЕРШ», который захватил село, когда туда пришла Красная Армия? А ему кто сказал?
А.Ш. Крестьяне, которых ограбили. Например, пришли немцы на пасеку медом полакомиться. Пасечник не дает. Ударили штыком, убили, пасеку сожгли… Или, пришли домой забрали ценности, избили, хорошо не убили… Я такие документы каждый день читаю.
А.П. На сотню один случай. Война. А сотню, тысячу, когда не грабили… Об этом молчат. Не выгодно. А один случай надо рекламировать. Военная пропаганда. Надо ненависть разжечь.
А.Ш. Извините, но тут не могу с вами согласиться. Массовые факты самых зверских пыток, убийств — это не один документ, это массовое явление. Убийства и издевательства над военнопленными… Я сознательно опускаю еврейскую тему, а вы знаете, что делали с евреями, сами рассказывали…
А.П. Отношение к евреям и комиссарам это другое. Все объяснялось идеологическими и расовыми мотивами. А по отношению к евреям еще не только нелюбовью к ним, но тем проклятым чувством повиновения, которое есть у каждого немца. По отношению к другим — это война. Колонна идет, человек отстал. В него стреляют. Будь то француз, будь то мы, или немцы.
А.Ш. Мне кажется, вы не совсем правы. Ко всем европейцам, да и пленным американцам отношение иное.
А.П. Я не оправдываю немцев. Но так, как мы все раздули, не надо…
Вот Уманская яма. Грязь, дождь, крыши нет, кругом проволока, жрать нечего. Человек, одичавший от голода, лезет на проволоку… Что делать немецкому часовому, как и любому другому — открыть огонь.
