Умные люди меня посылали. Продуманно было все, чтобы я не попадал в такие ситуации, в которых мог бы засветиться. Вот если бы послали позже, после 37-го года, наверняка я бы полез и в дела военнопленных и еще куда-то и явно привлек бы к себе интерес, если бы увидели, что я слишком любопытный.
Комментарий 4.
В 1937–1938 гг. все старые опытные работники контрразведки, преподаватели Центральной школы НКВД были расстреляны. Индивидуальных секретных занятий не проводилось. Занятия велись в группах, и многие будущие нелегалы знали друг друга в лицо, что противоречит азам разведки и разрушало строжайшую конспирацию, и могло привести к провалу в дальнейшем. То, что стали преподавать после 37-го года, часто не имело к разведке никакого отношения. Так Е. Синицын — резидент советской разведки в Хельсинки 1939–1941 гг. вспоминает, что в школе разведки им «читали лекции по основам марксистской философии».
Е.Синицын. Резидент свидетельствует. М., 1996, с. 6
А.Ш. Во многих фильмах и книгах разведчик занимается чем угодно, хватается за все, что, как говорится, плохо лежит…
А.П. Нет, это херовый разведчик хватается за все. Не надо мне в чужие сферы влезать. Надо быть обыкновенным человеком. Правда, у меня такой характер: хочешь не хочешь, становлюсь лидером. Но если увижу, что лидер из меня не получается, я уйду, я не люблю, чтобы меня вели.
Хвататься за все? Ну, правда, если бы подвернулся случай взорвать Гитлера, или достать пистолет, наверное, я бы не удержался.
Когда я в 43-м году слушал Геббельса на известном собрании о тотальной войне, я понимал, что если я достану пистолет, то до президиума далеко, да и выстрелить мне не дадут — не успею.
А.Ш. Вас не обезоруживали на этом совещании?
А.П. До покушения на Гитлера на совещаниях подобного рода оружие не сдавали. Только входя в ставку фюрера, приходилось сдавать пистолет. Нескольких тысяч делегатов было на этом совещании, цвет нации. Каждый не раз проверен. За что же оружие сдавать? За то, что я мог сидеть на пенсии, но пошел добровольно помогать «своей родине?».
А.Ш. Александр Петрович, как вы оказались на вашей «второй родине?
Лучшая легенда — это правда.
Год 37-й и другие.
Неблагодарный родственник. «Гренада, Гренада, Гренада моя…»
Кто и как моется, или кое-что об Испании. И не только.
А.Ш. Как известно, одним из важнейших, если не важнейшим фактором безопасности разведчика является его «легенда». Какова была ваша «легенда»?
А.П. В 36-м. началась война в Испании. И тут вспомнили заграничные связи моей семьи. Русские и немецкие Беннигсены поддерживали до революции тесные отношения. Когда мой отец учился в Германии в 10-м или 11-м году, моя мать к нему приезжала и встречалась со своими родственниками. Мое руководство решило использовать это, и я был в декабре 1936-го года направлен «добровольцем» в Испанию. И там я получаю сообщение, что мои родители арестованы. Что прикажете делать сыну репрессированного? Конечно, бежать к франкистам.
