- Ай, ай! - сочувствуя собрату по королевскому ремеслу, стал сокрушаться император. - Но что же свита?
- Свита подоспела как раз вовремя, чтобы отогнать зарвавшегося медведя-говноеда. Потом, конечно же, они вынули нашего страдальца-короля из дупла, потом распутали сенешаля, хотя король Луи и велел его оставить болтаться на канате под соседним дубом.
- Почему же не было исполнено высочайшее повеление? - нахмурился император.
- О, это вышло совершенно непроизвольно,- заверил аббат Крюшон. Просто когда стали перерубать веревки, опутавшие короля, то сенешаль сам полетел вниз и рухнул на землю.
- Рухнул? А что же - он так и не очнулся от обморока?
- Очнулся, ваше величество! В полете сенешаль вскрикнул, хотя и несколько истошно, что выдало полную ясность его сознания. Правда, соприкоснувшись с землей, он вновь его несколько затуманил.
- Ну, а мадам Помпадур?
Аббат только развел руками.
- Она, увы, была вне себя. Нашему доброму королю едва удалось ее умиротворить - он был вынужден подарить ей манто из пингвиньих лапок и половину Тюильри.
- Ну, славу Богу, все окончилось благополучно! - вздохнул император Некитая. - Отчего же вы плачете, аббат?
- Я... - отвечал Крюшон голосом, прерывающимся из-за рыданий,- я... о-о-о... скорблю... о-о-о... дубовых... рощах... а-а-а... Франции! Они пали жертвой любострастия... а-а-а... нашего возлюбленного монарха-а-а!..
- Так что же,- поразился император, его супруга и весь двор,- король Луи и теперь велел срубить все дубы до единого?!.
- О да,- заливаясь слезами, отвечал аббат. - Все до единого!
- Ну и древосек же ваш король Луи! - от души высказал император свое заключение.
- Истинная правда, ваше величество,- тотчас признал аббат. - Абсолютный древосексуал, иначе и не скажешь.
- А этот Версаль, придворные, свита,- они что - тоже древосеки?
- Ну, конечно, ваше величество! - подтвердил аббат гениальную догадку некитайского властителя.
- Ай, ай! - сокрушенно качал головой император.
- Да у нас в Париже, почитай, все древосеки,- присовокупил аббат. Древосеки да гомосеки. Додики, одним словом.
- Ну и место же этот ваш Париж! - удивился государь. - Одни додики!
- Зато граф Артуа... - напомнил аббат Крюшон. - Он святой!
- Граф Артуа,- с благоговением повторил император. - Ну, граф Артуа...
И опять этот козырь крыть было решительно нечем.
На следующем приеме аббат опять заплакал среди разговора с императором.
- Что, опять безумный король Луи? - догадался государь.
