— Всё будет сайпись, — повторял время от времени лежащий на палубе Петька, и сам себе отвечал: — Да.
— Да, — хором подтверждали мы.
Петька держался одной рукой за печень, второй — за яичники. Периодически он высовывал изо рта серый язык и слизывал с губ солёные брызги. На всё лицо языка не хватало, и капли воды красиво сверкали на зелёной поверхности Петькиной физиономии.
— Всё будет сайпись. Да.
— Петь, расскажи что-нибудь весёлое, — попросил Юра.
Петер молчал две минуты, закрыв глаза. Затем приподнял голову, посмотрел на Юру, кротко улыбнулся и сказал:
— Иди лучше всего нахуй.
Тут мы, слава Богу, приехали в город.
Петер — друг Хайди и Хуго. Это они дали ему мой адрес, потому что Петеру надоело каждое лето сплавляться по алтайским шестёркам, а на Дальнем Востоке он никого не знал. Они с Астрид приехали, поселились у меня и украсили мою жизнь в только что купленной по дешевке квартире с высокими потолками и с окнами на ежедневных серфингистов. Потом приехал Юра с Барнаула — старый Петькин кореш, врач и тоже большой любитель чего-нибудь преодолеть. Если б не он, мы бы так и продолжали давать Петьке активированный уголь, полагая, что пациент обожрался трепангов.
Свежекупленая моя квартира была дешевой потому, что за 50 лет существования этого прекрасного во всех отношениях жилья в него, вероятно, ни разу не вложили ни копейки. Из стены в ванной торчал единственный кран — с холодной водой, которая медленно, по капле, набиралась в подставленный тазик. Когда таз наполнялся, его можно было отполовинить в ведро, ведро отнести в туалет и смыть за собой кал и мочу: сливного бачка там не имелось. Швейцарцы сказали, что им всё это нравится, что говно — не медведь, на него и с ведром можно, и что по сравнению с алтайскими деревенскими уборными без стен и дверей мой вариант быта достоин если не пяти, то, по крайней мере, четырёх звёзд.
Тазиком наполнялась и стиральная машина. В ней я грела воду для таких гигиенических утех, как помывка ног, тел и прочих органов. Вода нагревалась с помощью сложной системы растяжек, потому что древний, доставшийся по наследству от предыдущих хозяев кипятильник нельзя было мочить. Каждый вечер я подвешивала кипятильник с расчётом на его десятисантиметровое погружение в стиралку, нагревала 30 литров воды и распределяла их между собой и тремя гостями: Петером, Астрид и Юрой с Барнаула.
Идея была такая: сперва — вдоль и поперёк красот Прихасанщины, затем — возвращаемся во Владивосток, греем воду, отдыхаем пару дней и дуем на Север Приморья, сплавляться по троечной, но безумно красивой в сентябре Кеми.
