По словам Ангела, я не вписывалась ни в одну подгруппу. За полторы минуты нашего диалога он трижды хотел попытаться позвать на помощь.
Была ранняя весна, и я совершенно не помню, по каким лужам шастала те самые четыре часа, которые отвёл себе Ангел на прочтение трёх моих одностраничных рассказиков про пароходство. Я боялась двух вещей: литературного позора и вторичного падения на стол. Пока я страдала по городу ожиданием, у меня промокли ноги до колен. Накануне Казимирова сказала мне, что мои рассказы гораздо лучше тех, что в газете. Не прошло и пятнадцати лет, как я стала доверять её литературному вкусу.
Я толкнула дверь, споткнулась о порог и упала на стол. Но Ангел даже не засмеялся. Он встал из-за стола, обогнул его и подошел ко мне. Я чувствовала, как в этот момент краснеет моя спина. Ангел был дьявольски прекрасен. Потом я много раз исподтишка разглядывала его и удивлялась чудесам шокового восприятия.
— Вы откуда вообще? Кто вы? — спросил Ангел небесным голосом.
— Человек, — сказала я и выпрямилась.
— А занимаетесь чем? — не отступал Ангел.
— Бустилат продаю, — сделалась я еще прямее.
И тут он произнёс лучшие за всю мою предыдущую жизнь слова.
— А вы знаете, что вы талантливы? — сказал Ангел.
Я кивнула и умерла.
За рассказы мне потом дали денег, мы на них с Казимировой купили в кооперативе ветчину. А Ангел лет через пять навсегда улетел в Спб.
25.
В воздухе пахнет японской кухней и японской поэзией.
Вы пробовали хайкой в хокку?
А Акиро Куросава спустя пять лет после своей смерти стал почетным жителем города Арсеньев. В роли Христа, воскресившего Лазаря, выступили депутаты городской Арсеньевской Думы. Я знала, но забыла, чего вдруг их сподобило. Помню только, что никто не смеялся.
А я это к чему? Вот к чему: говорят, под Арсеньевым грибов — хоть косой коси.
Грибы — это вкусная еда с высоким содержанием бесполезных веществ.
На баблосы, вырученные от продажи двух картин, я заплатила за телефон, купила еды и три тюбика белил цинковых — впрок.
Пистолет адмирала Макарова
Вообще-то, Хирумицу-сан совсем неплохо говорил по-английски. Японцев, надо сказать, легко понять на слух: это не американцы какие-нибудь, привыкшие глотать фонетику, не жуя. Японцы говорят, спелленгуя. Когда Хирумицу-сан открывал рот, перед моими глазами отчетливо возникали квадратные скобки транскрипции.
Беда была в том, что по телефону я не видела Хирумицева рта.
Вдобавок, он меня разбудил. А просыпаюсь я весьма постепенно. Например, если я сплю, а мне снится, что звонят во входную дверь, я тут же встаю и иду открывать, не задаваясь вопросами вроде «кто бы там мог быть». Раз двадцать в своей жизни я открыла дверь цыганам, тридцать — ищущим штопор выпивохам, сорок — многодетным таджикам, пятьдесят — коммивояжерам и без счету — свидетелям Иеговы. Когда же меня будит телефон, то в течение примерно двух минут я не в состоянии идентифицировать язык, на котором пытается общаться со мной неопознанный собеседник. Сама я в это время молчу, потому что совершенно не помню слов. Однажды мне позвонил московский шеф, звонка которого я ждала весь день, поэтому проснулась мгновенно, схватила трубку и деловито сказала в неё: «Лё-лё?»
