Джерард Мэнли Хопкинс сказал об этом:
Хвала творцу за всё, что в яблоках,
За небеса двухцветные, как бык пятнастый,
За розовыми родинками испещрённую форель;
За вновь опавшие, в костёр попавшие каштаны, за крылья зябликов;
За дали в складках, в зяби, в пашнях — за земную цвель;
И все ремёсла с инструментами, орудьями, оснасткой;
Всё, что оригинально, странно, редко, не обыкновенно,
Всё, что изменчиво, веснушчато (кто знает, отчего и почему?),
Всё медленное, быстрое, сладкое и кислое, блестящее и тусклое —
От одного Отца, чья красота вовеки неизменна;
Хвала Ему![1]
Томас Вулф проглотил мир и изрыгнул лаву. Чарлз Диккенс, вкусив яств с одного стола, менял его на другой. Мольер, попробовав общество на вкус, повернулся, чтобы взять скальпель, и точно так же поступил и Поп и Шоу. В космосе литературы, куда ни глянь, великие с головой ушли в любовь и ненависть. А как в вашем творчестве, осталось в нём место для таких старомодных вещей, как ненависть и любовь? Если нет, то сколько радости мимо вас проходит! Радости сердиться и разочаровываться, радости любить и быть любимым, радости трогать других и самому испытывать трепет от этого бал-маскарада, который несёт нас, кружа, от колыбели до могилы. Жизнь коротка, страданья неисчерпаемы, смерть неизбежна. Но, отправляясь в путь, может быть, стоит взять с собой эти два воздушных шарика, на одном из которых написано «Пыл», а на другом — «Увлечённость». Совершая с ними свой путь к гробу, я ещё намерен пошлёпать по попке попку, похлопать по прическе хорошенькую девушку, помахать рукой мальчугану, взобравшемуся на хурму.
Если кто хочет ко мне присоединиться, милости прошу — места на дороге хватит всем.
