Туз не думал, что дойдет до рукоприкладства, но ожидал-таки услышать какое-нибудь суровое, ветхозаветное откровение из Синайской пустыни – о блуждании и блуде, об огненных письменах, уже проступивших на стенах. Но Филлипов то ли обознался в потемках, то ли вовсе не придал большого значения этой встрече. В конце-то концов, мало ли на кого наткнешься в коммуналке. «Тузенбах? Жили в квартире сорок четыре сорок четыре веселых Туза, – сказал мягко, по-домашнему. – А я привез тебе камешек с горы Моисея. Уборная, кстати, не занята?» И растворился во мраке.
Туза охватило неимоверное беспокойство, будто перед рождением в Кузьминках. Еще с час странствовал по квартире, не находя знаков, указующих выход, страшась встречи с одним из Ухуевых. Едва не завыл, осознав себя отвергнутым Иудой. Закрыл оба глаза и пошел наугад, доверившись третьему, который, видимо, и вывел на кухню, оттуда к черному ходу и далее к рюмочной в переулке между Большим и Опереттой, где так нахлестался водкой и наперся обязательными бутербродами, что заснул на скамейке в сквере.
Пробудился глубокой ночью без часов и пиджака, что было натурально. Но, отойдя в кусты, столкнулся и со сверхъестественным, обнаружив пропажу трусов. Каким образом их сняли, оставив штаны на месте? Неведение сильно угнетало. Только к утру сообразил, что, скорее всего, обронил у Липатовой. Впрочем, и относительное знание не слишком-то успокоило. Представил, как Филлипов колдует над ними, заговаривает и кромсает ножницами.
На другой день в участке старался не встречаться взглядом ни с ним, ни с Липатовой. Она сама подошла, всучив пакетик из-под французского белья. «Стиранные и глаженные, – улыбнулась нежно. – Отобрала у старушки Корф». Трусы показались неоправданно тяжелыми. Развернув их дома, увидел любовно вышитый красными нитками глаз, пока закрытый. Выпал и камень, привезенный Филлиповым с горы Моисея. Маленький, но увесистый, опаленный древними страстями и овеянный дыханием Господним. Именно на таком, наверное, были выбиты Скрижали Завета. Туз всматривался, всматривался, даже через лупу, но ни буквы не различил.
В Варшаву его пригласили на Съезд реставраторов. Предполагалось, что сделает сообщение о восстановлении Будды. Настроился он по-деловому. Захватил фотоаппарат «Зенит» и общую тетрадь для дневниковых записей.
Отель, где разместили, не был, вероятно, роскошным, но очень отличался от гостиницы в Бесзмеине. Да все тут было несколько иным, хотя из окна виднелось пирамидальное здание со шпилем, живо напоминавшее московские высотки.
