Аида раздобыла тем временем стул. Села подле Инги.
– Что случилось? – спросила она просто, но и так твердо, будто и без подробностей была уверена, что нечто действительно случилось и не в собаках тут дело.
Инга тихо, почти шепотом, чтоб не дошло до соседок по палате, рассказала Аиде все. И про Катино знакомство в «Чайке», и про дачу, и про кавказских купцов.
– Такое бывает, я слыхала, – ответила Аида, не упрекнув и не напомнив, что вот же она предупреждала насчет Кати Рудниковой, а ее проигнорировали. – Ты все правильно со следователем, ты забудь, что было. Как бы и не было. Или было, как ты показала. И сама в это поверь. Так лучше.
– Это, наверное, мафия целая орудует, крадет девушек и сбывает в подпольные бордели, – с уверенностью предположила Инга.
– Мафия, говоришь? Прямо как в Америке, – изумилась Аида.
А Инга поняла, что смешала времена, и вышел у нее анахронизм – слово с далекой Сицилии еще не вошло в повседневный обиход граждан и прессы, его еще не употребляли как нечто обыденное. И, кажется, торговля женским телом за рубеж, в восточные и прочие страны тоже пока при существующем паспортном режиме не представлялась возможной. Но Аида поняла по-своему.
– Знаешь, в Москве тоже есть такие. Подпольные публичные дома. Иные и роскошные. Только туда не крадут, туда еще попробуй попади. Отбор и конкуренция. Так-то. Я думаю, с вами все бы случилось хуже. Из Чечено-Ингушетии, из Минвод, из Осетии, из Абхазии даже приезжают такие купцы. Им с улицы не надо – им качественный товар подавай. Увезут и продадут в аул местному богачу, и все кончено, оттуда не сбежишь. Никакая милиция не поможет.
– Значит, нам еще повезло, – вздохнула Инга.
– Это Катьке повезло. А ты храбрая, еще и эту курицу вытащила. Жаль только, Катьке вся история впрок не пойдет. Я ее знаю – очухается, и как с гуся вода. А ты соображай, – будто бы равнодушно и в сторону сказала Аида.
– Знаешь, я уж думала. А нынешней ночью особенно. Хотелось жизни легкой, чтоб весело и без забот. С заботами уже у меня была. Рассказать – не поверишь, а поверишь – не поймешь. Эту шкуру мою натянуть надо и в ней походить, до самого края, – разоткровенничалась вдруг Инга.
– Надо думать. Ты вообще странная и на других не похожая. Иногда ты такая наивная, будто тебе пять лет, а иногда посмотришь – так ты старше меня.
– Верно, старше. В том смысле, что судят не по прожитому, а по пережитому, – наскоро оговорилась Инга.
– Это ты хорошо сказала. Только Кате Рудниковой и пережитое не поможет. Такие люди есть, которые мир за окном в упор не видят и не хотят. А укажешь – так они ответят, будто у тебя со зрением неправильно. Глупость, которая от самообмана и от невежества, самая опасная.
