С приездом же Сони «страдальцу» пришлось потесниться. Его тщательно лелеемая роль жертвы вдруг оказалась спорной. Житье-бытье Кадика рядом с Сониным получалось вовсе не таким уж горьким, место на родимой плахе пришлось уступить. Иной бы радовался переносу главной массы бабкиной тирании на другое лицо. Но не Кадик. Издавна привыкший мысленно к тому, что ему хуже всех, он растерялся и не сразу приспособился. Но вскоре нашел нужную линию поведения. Почти макиавеллевскую. Если не выходит более существовать жертвой, значит, наилучшее – это примкнуть к палачу. И Кадик принялся исподтишка, а когда и прилюдно шпынять Соню. Бабка с удовольствием зачислила сыночка в ряды союзников, и дополнительные привилегии теперь шли Кадику в зачет за помощь в «воспитании» внучки.
А ссора разгорелась из-за книги. Нет, не дедушкиных раритетных изданий и собраний сочинений, а из-за самой обыкновенной книжки, ценой в полтора рубля. Детективных рассказов Честертона в дешевом, картонном переплете, приобретенных по случаю. Соседская девочка-десятиклассница Света, во время совместной поездки в лифте, случайно увидела ту книжку в руках у Сони и попросила почитать. Света была милой, в меру раскрепощенной московской школьницей, часто гуляла вокруг двора с собакой и с Соней всегда здоровалась. Соня книжку дала. Она, конечно, всегда помнила и знала о запрете на разбазаривание домашнего имущества посторонним людям, но ведь всему есть разумный предел. К тому же, речь шла не о подарке, а только об отдаче во временное пользование с возвратом копеечного предмета, тем более соседке. Да и куплен был тот Честертон на Сонины личные деньги – повышенную стипендию отличницы второго курса пединститута, в категории карманных денег. Соня никому об отданной книжке не сказала, да и никто из домашних не заметил. А вот сегодня, тридцать первого декабря, соседская Света с утра пораньше книжку вернула, не желая, видимо, входить в Новый год с долгами. Только дверь ей открыл дядя Кадик, и Света, не осведомленная о нюансах семейных взаимоотношений Гингольдов, сунула Кадику с благодарностью Честертона, передала привет и поздравления Соне и мирно ушла.
Бабушка в это время следила на кухне зорким глазом за Тамарой, готовившей такое ответственное блюдо, как шашлык из осетрины, дедушка Годя с утра успокаивал нервы перед приходом гостей в кабинете, созерцая искусные гравюрные рисунки в старинном издании Рабле.
И Кадик воспитательный момент решил взять на себя. Копируя бабкино выражение лица (вместо тягуче-грозного оно получилось у него надуто-дебильным), Кадик вступил в гостиную, где Соня перетирала полотенцем взятый из горки старинный хрусталь и ставила после на стол ровными рядами.
