Игривые дщери Алфея и ближних потоков,
Расчесывать кудри зеленые любят сходиться
И вторить со смехом и песням, и клятвам любовным,
Там встретил я Хлою. «Старинушка добрый, спой песню», -
Она мне сказала. — С охотой, пастушка, с охотой!
Но даром я песен не пел никогда для пастушек;
Сперва подари что-нибудь, я спою». — «Что могу я
Тебе подарить? Вот венок я сплела!» — «О, прекрасен,
Красиво сплетен твой венок, но венка мне не надо».
— «Свирелку возьми!» — «Мне свирелку, красавица? Сам я
Искусно клею их воском душистым». — «Так что же
Тебе подарю я? Возьмешь ли корзинку? Мне нынче
Ее подарил мой отец, а, ты знаешь, корзинки
Плетет он прекрасно. Но, дедушка, что же молчишь ты?
Зачем головой ты качаешь? Иль этого мало?
Возьми же в придачу ты ‘овцу любую!» — «Шалунья,
Шалунья, не знать чем платят в твои годы за песни!»
— Чего же тебе?» — «Поцелуя». — «Чего?» — «Поцелуя!»
— Как, этой безделицы?» — «Ах за нее я отдал
Не только венок и свирелку, корзинку и ‘овцу:
Себя самого! Поцелуй же!» — «Ах, дедушка добрый!
Все овцы мои разбежались; чтоб волк их не встретил,
Прощай, побегу я за ними». — Сказала, и мигом,
Как легкая серна, как нимфа дубравная скрылась.
Взглянул я на кудри седые, вздохнул и промолвил:
Цвет белый приятен пастушкам в нарциссах, в лилеях;
А белые кудри пастушкам не милы. Вот, други,
Вам песнь моя: весела ли судите вы сами».
