– Смотрите! Она плачет – плачет кровавыми слезами, как и было предсказано!
И они склонились предо мной. Но на моём лице были не слёзы – камень ведь не может плакать, – просто кровь. Чужая…
…Меня снова везли морем. Теперь – обратно на север.
Меня поставили в полутемном величественном здании, увенчанном тем же знаком, что был на воинских плащах. Здесь, невидимые за высокими колоннами, чистыми и высокими голосами пели дети. Этот хор заставлял забыть обо всем, и невольно думалось о вечности. Не о земле, из которой я вышла и в которую когда-нибудь вернусь, ибо мой камень – часть ее, а о небе, бесконечном и бездонном, куда заказан путь духам земли. И еще отчего-то о солнце в этом бездонном небе, ослепительном и безжалостном солнце…
Сюда часто приходили люди. Они молили меня о разных благах, но я была всего лишь духом земли и не могла помочь им – для этого в самом деле нужно было быть богиней. Приходил иногда и тот суровый рыцарь. Он подолгу стоял передо мной, склонив голову. Наверное, тоже о чем-то просил, только про себя, а я ведь не умею читать мысли людей… И в глазах его, когда мне удавалось поймать его взгляд, я замечала странный огонь…
Время шло. Менялись люди, их одежда, их мольбы. Не менялся только сам храм. И я не менялась. Другие статуи – их было немало в храме –от времени дряхлели, истирались, рассыпались, – но мой камень был слишком прочным. Даже время ничего не могло поделать со мной.
Как-то ночью здание вздрогнуло, словно от удара. Снаружи раздавался ровный грозный гул, грохот и крики. По этим крикам я догадалась, что снова идет война – во все времена люди на войне кричат одинаково.
В высокие узкие окна проникало зарево пожаров. В храм, оказавшийся на удивление прочным, приходили люди, сюда же приносили раненых. Все они просили о защите, молили о помощи, но я была всего лишь духом земли и ничем не могла им помочь. Разве что не позволяла зданию обрушиться и похоронить под обломками всех, кто был в нем.
А потом наступила тишина. Здание опустело. Потом внутрь вошел мрачный человек в черной военной одежде – теперь люди называли это "формой". Он поднял на меня безразличные глаза, и на лице его внезапно отразилось удивление. Он махнул рукой своим солдатам.
– Грузите, – велел он. – Остальное – сжечь.
…И снова дорога. Только на сей раз меня везли в большом деревянном ящике, набитом соломой. Куда-то привезли. Да так и оставили.
Я не знала, сколько прошло времени. Может, несколько дней, а может, целая вечность. Для камня это не имеет никакого значения… Но однажды послышались голоса.
