«Ха-ха».
Так бесцеремонно начал свой ответ Бернард.
«Ха-ха. Жертва? Разница между преступником и бунтарем заключается в том, что преступники на самом деле часто оказываются жертвами, а бунтари – никогда. Отказ становиться жертвой – первый шаг к превращению в бунтаря. Те, кто нарушает закон из алчности, отчаяния или желания отомстить, – жертвы. Те, кто отвергает законы общества из желания заменить их своими собственными, – жертвы. (Я имею в виду революционеров.) Мы, бунтари, всегда стоим над законом. Мы не просто преступаем букву закона – это делают многие бизнесмены, большинство политиков и практически все копы, – мы попираем дух закона. В каком-то смысле мы живем вне общества. Если у нас и есть общая цель, эта цель – поменяться ролями с самой природой общества. Добиваясь успеха, мы увеличиваем процент радости во Вселенной. Мы поднимаем его даже когда проигрываем.
Жертва? Мне больно, когда я думаю об отвратительной войне во Вьетнаме, но эту же боль многие испытывали и до меня. Когда война превращает целые народы в сомнамбул, бунтари не объединяют усилий с будильниками. Бунтари, как и поэты, перекраивают кошмары. Эта работа окрыляет. Годы войны были самыми замечательными в моей жизни. Я рисковал шкурой не для того, чтобы выразить протест против войны, я делал это ради забавы. Ради красоты!
Я обожаю магию ТНТ. Как красноречив его язык! Его гулкий рокот и громовые раскаты звучат почти так же сочно, как чувственные вздохи самой Земли. Серия взрывов в удачно выбранный момент подобна густому басу землетрясений. Впрочем, при всей звучности речи бомба произносит лишь одно слово: «Сюрприз!» – и тут же сама себе аплодирует. Я люблю жаркие ладони взрыва. Я люблю ветерок, впитавший дьявольский запах пороха (он так похож на ангельский аромат любви). Мне нравится смотреть, как высокие сооружения медленно оседают от взрыва, плавно рассыпаются, роняют кирпичи, будто перья; стены тают в воздухе, угрюмые фасады начинают широко ухмыляться, опоры содрогаются и устало говорят: «На сегодня хватит», и вихрь огромного воздушного цунами уносит прочь тонны тоталитарного хлама. Я обожаю эту драгоценную долю секунды, когда оконные стекла вдруг приобретают упругость и надуваются пузырями, как жевательная резинка перед хлопком. Я люблю, когда общественные здания наконец-то становятся общественными и распахивают свои двери людям, всем живым существам, всей вселенной. Эй, детка, заходи! И еще мне нравится последняя струйка дыма.
