Грязная работа | страница 71



— Значит, будет, как по пятницам? — уточнил Чарли.

— Не твое дело, чем я занимаюсь в выходные.

— Я знаю.

— Вот и заткнись.

— Я устал бояться, Лили!

— Так перестань бояться, Чарли!

Оба отвернулись друг от друга — обоим стало неловко. Лили сделала вид, что тасует чеки за день, а Чарли — что роется в своем так называемом прогулочном саквояже, который Джейн звала «мужским ридикюлем».

— Извини, — произнесла Лили, не отрывая взгляда от чеков.

— Нормально, — ответил Чарли.

— Ты меня тоже.

По-прежнему не поднимая головы, Лили спросила:

— Но честно — надо мне обо всем этом рассказывать?

— Наверное, нет, — ответил Чарли.

— Это как бы тяжкое бремя. Как бы…

— Грязная работа? — усмехнулась Лили.

— Ну. — Чарли тоже улыбнулся — ему полегчало.

— Я больше не буду эту тему поднимать.

— Ничего. Клево, наверно.

— Честно? — Чарли не припоминал, чтобы кто-то считал его клевым.

Он был тронут.

— Да не ты. Вся эта лабуда со Смертью.

— А, ну да, — опомнился Чарли.

Есть! По-прежнему тысяча очков по шкале от нуля до клевизны.

— Но ты права, это опасно. Больше никаких разговоров о моем, э-э… хобби.

— И я больше не буду звать тебя Чарли, — сказала Лили.

— Никогда.

— Это ничего, — ответил Чарли.

— Сделаем вид, что этого не было. Отлично. Душевно поговорили. Возвращайся к своему плохо скрываемому презрению.

— Ашер, отъебись.

— Умница.


Наутро, когда он опять вышел на прогулку, его уже поджидали. Чарли на это рассчитывал и не разочаровался. Он заглянул в лавку — забрал итальянский костюм, который недавно к нему поступил, а также сигарную зажигалку, два года протомившуюся в витрине с антиквариатом, и пылающего фарфорового медведя — сосуд души какого-то очень давнего покойника. Затем выдвинулся на улицу и остановился прямо над ливнестоком. Помахал туристам на канатной дороге — вагончик как раз дребезжал мимо.

— Доброе утро, — бодро сказал он.

Любой посторонний решил бы, что Чарли приветствует новый день, поскольку рядом никого больше не было.

— Мы выклюем ей глаза, как спелые сливы, — прошипел из стока женский голос.

— Вытащи нас наверх, Мясо. Вытащи нас, чтобы мы лакали кровь из зияющей раны, когда разорвем тебе грудь.

— И твои косточки захрустят у нас на зубах, как леденцы, — добавил другой голос, равно женский.

— Ага, — согласился первый.

— Как леденцы.

— Ага, — вступил третий голос.

У Чарли по всему телу побежали мурашки, но он стряхнул их и постарался, чтобы голос не дрожал.

— Что ж, сегодня как раз недурственный денек, — сказал он.