Прикрывая ладонью зажигалку, он прошел мимо клеток и увидел, что все звери еле живы. Они лежали тяжело дыша, на боку или сжавшись в комочек. В одной клетке был горностай, две лисицы, белка и хорек. В другой — кучей перьев забился в угол какой-то общипанный орел, в третьей — сидели три обезьянки. Клетки были маленькие и немыслимо, невообразимо грязные. На полу, в одной из них, валялся заяц, и по запаху его и позе Макдьюи прикинул, что он издох несколько дней тому назад.
Теперь глаза Макдьюи привыкли к темноте. Потушив зажигалку, он наклонился к Лори и увидел в слабом свете факелов, что она очень бледна.
— Эндрью, что с ней? — тихо спросила Лори. — Она сейчас умрет…
— Изголодалась, — ответил он и вынул из кармана морковку. Обезьянка схватила ее и, рыдая от радости, сжевала в один миг. Шесть тощих лап протянулись к врачу сквозь прутья. Он всегда носил еду для зверей и отдал им все.
До них долетели крики, музыка и аплодисменты.
— Пойдем, — сказал Макдьюи, наклонился и помог Лори встать. — Нам тут больше делать нечего.
— А как же я ее брошу? — прошептала она. Обезьянка припала к ней, крепко обнимая за шею.
— Посадим ее в клетку, — сказал он, мягко взял зверька и посадил на прежнее место. — Когда я с ними управлюсь, мы ей поможем. Пошли.
И они пошли сквозь зловещую тьму. Все дышало здесь жестокостью. Макдьюи благодарил судьбу, что рядом с ним такая добрая женщина, и, как противоядие, вдыхал нежный запах ее волос.
Когда они дошли до освещенного места и остановились во мраке, перед зрителями как раз появились четыре парня. Они тащили небольшую — не больше конуры — клетку. За ними шел толстый цыган в засаленном костюме укротителя. Снова появился наглый парень в черном кушаке и после музыкального вступления сообщил зрителям, что толстый цыган — сам Дарвас Урсино, лучший в мире дрессировщик. Клетку открыли и выволокли оттуда на цепи маленького черного медведя.
— Медведь! — охнула Лори. — Это бедный медведь, про которого он писал.
— Кто писал? — удивился Макдьюи.
— Какой-то Джорди. Он мне когда-то лягушку принес.
— Ах ты, чертенок! — сказал Макдьюи и понял, почему Лори тут.
— Что они с ним будут делать? — спросила Лори.
— Подождем — увидим.
Толстый, а к тому же и пьяный, цыган повернул медведя правым боком к зрителям. Но острым взглядом врача Макдьюи сразу увидел большую открытую рану на задней лапе и не удивился, что медведь сильно хромает.
Увидел он и струпья на нежном медвежьем носу. И Эндрью Макдьюи, хирург, привыкший к боли и крови, почувствовал: если кровь покажется снова, ему этого не вынести.
