Похороните меня за плинтусом | страница 112

Я прислушался к себе.

— Ну что, Сашенька?

— Баба, колет!!! — закричал я и снова закашлялся от резкого укола в горле.

Меня затрясла дрожь. Ноги стали ватными, а во рту резко пересохло, от чего в горле закололо еще сильнее.

— Бабонька, колет, ох колет, — заныл я дрожащим, прерывающимся голосом. Осколок, наверное, повредил связки.

— Ой, сделай что-нибудь, бабонька, колет, колет!

Бабушка вытащила из ящика тумбочки длинный пинцет.

— Открой рот!

Я открыл.

Бабушка долго смотрела мне в горло, после чего обреченно плюхнулась на табурет и запричитала.

— Не достать… Уже и не видно его. Глубоко прошел… Не перекрыл бы трахею, а то и до больницы не довезешь — сдохнет на месте. Будь проклят тот день и час, когда я положила это стекло! Будь я проклята за это! Будь прокляты эти проклятые заводы, которые делают такие сраные стекла, что бьются от малейшего удара. Сашенька, где тебе сейчас колет?

— Вот здесь, — показал я.

Кололо уже ниже.

— Спускается… Что же делать? Не дыши! — крикнула бабушка и потащила меня к кровати. — Иди сюда, Сашуля, иди. Встань на кровать на четвереньки попкой кверху, может, выйдет.

Я встал.

— Ох, тебе же нельзя вниз головой с твоим внутричерепным давлением. Ляг, ляг и лежи, не дыши.

— Что теперь будет, баба?

— Не дыши.

— Что будет?!

— Что будет? Осколок идет по пищеводу и разрезает его на ленточки. На ленточки! Пищевод — это как трубка, а он разрежет его на ленточки. Пища попадет не в желудок, а вывалится в брюшную полость. Загниет, и ты заживо будешь гнить вместе с ней. Это в лучшем случае. Если не пойдет дальше пищевода.

— А если ничего не есть? — прохрипел я, чувствуя близкий конец.

— Не дыши! Все равно будет внутреннее кровоизлияние. А если пойдет дальше, порежет на куски все внутри: сердце, почки, печень — все! Где тебе сейчас колет?

Кололо еще ниже.

— Продвигается, — всхлипнула бабушка.

— Режет на ленточки, — прохрипел я.

Бабушка вскочила.

— Что я, туша старая, жду?! Надо резать! Ах, как же тебя, сволочь, резать, когда тебе нельзя никакого наркоза?!

Бабушка побежала в другую комнату звонить в «скорую». Я остался лежать наедине со своими страданиями. Кололо нестерпимо. Я чувствовал, как осколок движется у меня внутри и, переворачиваясь, режет внутренности на кусочки и ленточки. Вот он царапнул одним своим концом, вот другим… Бабушка вернулась.

— Ты позвонила? — страдальчески спросил я, держась за живот. — Он продвинулся еще дальше.

— Кретин и сволочь! Если ты будешь морочить мне голову я тебя сама напихаю осколками.