— Слушай, — сказал Митя. — Заткнись. Надоело уже.
— Что?!
— Да ничего. Тут только койка твоя, все остальное мое. Даже наволочка моя. Я вот сейчас встану, возьму свои простыни…
И тут он получил затрещину. Не то чтобы тычок или подзатыльник, а затрещину, да такую уверенную, что на секунду просто обалдел. Непонятно было: как Шурик лежа изловчился его так двинуть?!
— Встанет он! — сказал Шурик таким ленивым, таким уверенным голосом, будто только и делал, что бил всех выше и сильнее себя. — Он встанет и уйдет! Я тебе уйду! Да если ты не замолчишь, бревно, я сейчас так тебя двину! Он встанет! Пошевелись только! Кто командир койки?!
Шурик был чуть не на голову меньше Мити. И Мите вдруг стало уютно. Он улыбнулся в подушку и уснул.
Ему часто снился тот городок, в котором они прожили войну. И сейчас он снился Мите снова.
Только что прошел ливень и по всей середине улицы стоит озеро. Книзу, туда, где баня, кузница и речка, бежит мутный витой ручей. Ручей несет пену и пихтовые иголки. Митя строит на ручье мельницу.
«Как твои экзамены?» — спрашивает из окна по-французски бабушка.
«Да я их уже сдал».
«Ожурдюи сэ мэркрёди, — говорит бабушка. — Давай-ка по-французски».
«Забыл, — спохватывается Митя. — Же совсем ублие, гранд-мер. Но я уже сдал все экзамены».
Ручей почему-то начал теплеть.
«Как же ты их сдал?» — говорит бабушка, но Митя так занят запрудой, что даже не знает, говорит ли она это по-французски, как всегда у них по средам. Ручей становится все горячей.
«Ну, Митенька, — говорит бабушка, — я ведь все жду, что ты мне объяснишь…»
Проснулся Митя от ужаса. Простыня у него под боком была горячей и сырой. Кубрик спал под синей лампочкой.
— Эй, ты! — дергая Шурика за плечо, задыхаясь, зашептал Митя. — Эй, ты! Ты что?!
Шурик сопел, отталкивая Митину руку, и вдруг затих. Даже дышать перестал.
— Ну! — громко шептал Митя. — Чего ты?! А?! С ума сошел?
Шурик не шевелился.
— А еще задирался: «Храпишь, не храпишь»! Ты что наделал?!
Митя представил себе, как они будут застилать свою постель утром на виду у всех, и вскочил.
— Ты чего молчишь-то! — накинулся он на Шурика. — Ты что, сказать не мог, чтобы разбудить тебя! Часто бывает-то? Проснуться, что ли, не можешь? В детский сад тебе надо идти! В училище он пошел!
И замолчал. Ему показалось, что Шурик не дышит.
— Ну, чего ты? — испуганно спросил Митя. — Ты болен, может?
Шурик лежал с закрытыми глазами. И вдруг койка дернулась и беззвучно, мелко затряслась. Какая-то страшная дрожь била Шурика изнутри.
