И вдруг откуда ни возьмись зародилось и поползло расползаться по салону словцо, на разные лады повторяемое:
— Закрыли!
— Как это так «закрыли»?
— А так! Как на Олимпиаду закрывали, так и сейчас закроют!
— То Олимпиада!
— Сказано же: «метеоусловия».
— Во, заразы! Что хотят, то и воротят!
— Так мы горели или не горели?
— Неужели, и правда, закроют?
— А что? Им это пара пустых! Советская власть отдохнуть не даст…
Однако, повторим, не было уже той взволнованности. Главное ведь, и вправду, не горели, не падали, а просто-напросто «начали снижение». Значит, жизнь ни у кого из летящих не отымут, не спросясь. Главное сейчас — правильно мужик сказал — нормально сесть. Подумаешь, пару часов потратить на новую регистрацию (сиживали и сутками!), главное, нормально сесть, а там — все будет путем!
Чашкин с весельем глянул на соседа справа — и вдруг похолодел! Тот сидел, запрокинув голову назад и набок. Лицом был грязно-сер. Вроде и не дышал уже.
Чашкин несмело протянул руку и будяще похлопал соседа по рукаву. «Вот-те раз!» — сосед не шевелился.
Чашкин в беспокойстве огляделся. Кого бы позвать?
Потряс соседа еще раз, уже без надежды, на всякий случай.
И тот вдруг — ожил!
Навзничь отброшенную голову переложил с места на место, обратил на Чашкина заспанный начальственный взор.
— Фу ты! — смешался Чашкин. — Извини! Я думал, что ты — того…
— Помер, что ли? — грубо и строго спросил сосед.
— Ну-у, вроде.
— Жив! — объявил сосед. Проморгал сонные веки, глянул на Чашкина уже по-новому, приязненно. Сразу стало видно, что он, хоть и начальник, наверное, но из простых. — А ты, стало быть, решил, что я — того? Хе! Тоже в Москву?
— Ну.
— По делам или по личному?
— Это… — промямлил Чашкин. — По личным… по делам.
— Мда! — провозгласил сосед-начальник. — Я вот тоже, брат, по личным делам и должен доложить тебе, что дела наши личные — тухлые! Потому как посадят нас сейчас в городе Н. и в столицу Родины будут пускать либо по московской прописке, либо по сверхсрочной командировке, либо… если вышел рылом! Ты вроде бы, смотрю, не москвич?
— Да какой уж там москвич… — усмехнулся Чашкин.
— Значит, будешь сидеть и ждать!
— Ка-ак?! — ужаснулся Иван. — Мне нельзя! Что вы?! Чего ждать-то?!
— …ждать, пока не закопают под стенку нашего несгибаемого, нашего пламенно-выдающего…
— Этого, что ли? — осторожно намекнул Чашкин и сделал глазами наверх.
Тот превосходительно расхохотался:
— Точно!
— Не-е… — повторил Чашкин с интонацией недоверия. — Чего-то я не пойму. Ну, похороны. Ну, этот… траур. А как же люди? Никто же зря не едет!
