— Миссис Шекли меня не беспокоила, — проворчал Чэд. — Но вот кто-то другой все-таки побывал в моей комнате.
— Кто-то другой? — миссис Порджес протянула ему гренок. — Уж не хотите ли вы сказать…
— Хочу или не хочу, но среди ночи кто-то пытался перерезать мне бритвой горло.
— Нет, нет! — ужас, написанный на лице миссис Порджес, был таким неподдельным или так хорошо разыгран, что Чэд не знал, что и подумать. — Нет, старуха Шекли никогда не прибегнула бы к помощи бритвы.
— Да оставьте вы в покое миссис Шекли! — Чэд разозлился. — Если вам доставляет удовольствие вбивать себе в голову, что она не в земле, а бродит где-то здесь, по дому, — ваше дело, но меня избавьте, пожалуйста, от подобных басен. Черная фигура, которая подкрадывалась с бритвой в руках, была такой же живой, как вы и я.
— Но ведь это… невозможно! — миссис Порджес несколько помедлила, прежде чем произнести последнее слово. Потом немного помолчала, но по ее виду было заметно, что она хочет Чэда о чем-то спросить, но никак не отважится. Наконец, словно кто-то подтолкнул ее изнутри, она сказала, — я — старая женщина, сэр, и вы могли бы быть моим сыном, поэтому я и решилась высказаться. Вы говорили о какой-то черной фигуре с бритвой в руках. А если никакой бритвы не было? Да и черной фигуры — тоже? А во всем виноваты полбутылки виски, которые вы прикончили вчера вечером?
Чэд хотел было огрызнуться, но в последний момент одумался и промолчал — у него хватило мужества сознаться самому себе, что подобная мысль приходила в голову и ему. С ним уже неоднократно происходили такие штучки. Однажды Джун окатила его холодной водой, потому что он был твердо убежден, что в ночной тумбочке спрятался маленький человечек, одетый во все черное и с цилиндром на голове. В руках человечек держал венок с черной траурной лентой, на которой золотыми буквами было написано имя Чэда, а также даты его рождения и смерти.
К сожалению, между тем случаем и настоящим имелось существенное различие. Когда Джун открыла тумбочку, там, кроме пары домашних туфель, ничего не оказалось. Сегодня же, когда Чэд выходил из спальни, головки фарфоровых ангелочков все еще лежали у их ног. Такую длительную галлюцинацию не могла вызвать даже дюжина бутылок виски.
— Мне уже шестьдесят пять, — голос миссис Порджес вывел Чэда из задумчивости. — И я успела четыре раза побывать замужем. Так что вам нечего меня стесняться, сэр. И, пожалуйста, не поймите меня превратно: я не смотрю на все это, как на нечто постыдное, а напротив, — как на нечто такое, что способствует более высокому душевному взлету. Поэтам нужны не только молоко да гренки с мармеладом, но и другая пища.
