Чэд с угрюмым видом взглянул на нее. Потом сказал:
— Если бы я уехал на берег Средиземного моря, то спокойно работал бы, а не гонялся, словно гончая собака, за преступниками.
— Ну, мне пора идти, — Джордж поднялся и взял одну из фотографий. — Завтра рано утром я пошлю ее в Глазго.
— А я завтра навещу Хаббарда, надеюсь, что за ночь я смогу подыскать подходящий предлог, — заявила Джун, незаметно взявшая бразды правления в свои руки. — Все адвокаты или сами мошенники, или связаны с мошенниками тесными узами. Но я-то уж что-нибудь из мистера Хаббарда вытяну!
Позднее, когда они уже лежали в постели, Джун сказала:
— Если ты будешь осторожно относиться к тому, что тебе подают за столом, и перестанешь шляться по темным закоулкам, то сможешь написать отличную книгу. Только всю историю нужно дать в юмористическом плане и отвести мне, молодой и обаятельной женщине, перещеголявшей своей находчивостью всех криминалистов, подобающее место.
Она счастливо засмеялась, а Чэд подумал: «Возможно, не так уж и далеко от действительности все то, что я наплел этому лицемеру Стерджену. Почему бы мне не жениться на Джун и не сделать Касл-Хоум своей резиденцией, предварительно изгнав отсюда всех призраков, расширив окна, покрасив стены светлой краской и приведя в порядок одичавший сад?»
Прежде чем заснуть, он вновь вспомнил о покойной миссис Шекли и об обезглавленных фарфоровых фигурках с кроваво-красными шеями, и его снова охватил страх, уже гораздо больший, ибо теперь ему нужно было опасаться не только за свою жизнь, но и за жизнь Джун.
На следующее утро адвокат Хаббард сам появился в Касл-Хоуме, чтобы узнать все на месте. Это был человек лет сорока пяти, слегка поседевший и весьма самоуверенный. Он сразу понравился Джун.
Когда Хаббард вошел, Джун сидела с Чэдом за завтраком. Она пригласила Хаббарда выпить с ними чашечку кофе.
После того, как адвокат подробно ознакомился со всем, что произошло в Касл-Хоуме, Джун, словно пытаясь избежать ответа на некоторые вопросы, перевела беседу в другое русло. Она заговорила о последних театральных постановках в Глазго, которые Хаббарду, посещавшему столицу не менее раза в неделю, были известны не хуже, чем ей.
Чэд молча сидел рядом с ними за столом и в душе считал остроумные высказывания Джун чисто женской болтовней, а поддакивания Хаббарда — простой вежливостью. Ведь в конце концов его хотели отравить, собирались перерезать ему глотку, а этим господам не пришло в голову ничего лучшего, как болтать о последней премьере Осборна.
