Все поиски были бесполезны — в разоренной деревне не осталось и крошки хлеба. Девочка очень хотела есть и смотрела на своего спасителя мутными, голодными глазками. Наконец, она согрелась и уснула. А рыцарь всю ночь не сомкнул глаз, слушая волчий вой, что доносился снаружи. Он потерял счет времени, сидя на стуле перед дверью и сжимая покоящийся на коленях меч. Рыцарь не знал день или ночь на дворе. Часы для него растягивались в бесконечность.
Ройгар очень надеялся, что ей станет лучше. Она так крепко спала. Но вскоре жар подступил, безжалостно терзая молодое слабое тельце. Он не отходил от нее, слушая стоны и бессвязный бред, прикладывал тряпку смоченную в холодной воде к ее горячему лбу.
Собственное бессилие повергало его в отчаяние. Он столько раз забирал чужую жизнь, но не мог спасти и одной, оказавшейся целиком в его руках. Рыцарь стоял на коленях и молил Создателя не забирать ее. Ройгар часами исступленно читал молитвы. А потом подавал ей пить едва теплую воду из ковша. В камине догорали последние поленья и разломанная мебель — больше жечь было нечего. Сидя рядом с кроватью, воин гладил девочку по волосам и тихо просил: «Не уходи. Тебе еще рано, не уходи… не уходи…»
Усталость, раны, бессонные ночи вконец измотали и сломили его. Он уснул. Тяжело и крепко. Когда очнулся — огонь в камине погас. До его слуха донеслись стоны и шепот, легкий, как дыхание свечи: «Пить… пить…»
Ройгар все подгонял и подгонял своего коня. Ему никогда не забыть эту последнюю мольбу, обращенную к нему.
Рыцарь вскочил, схватил ковш, зачерпнул воды из ведра и протянул к дрожащей ручонке, которая тянулась из-под одеяла, пытаясь, видимо, разбудить его, но треклятый стул, на котором он заснул, стоял слишком далеко. Девочка испустила какой-то тяжелый, глухой хрип и маленькие пальчики безжизненно повисли…
Тогда ему был безразличен ветер, что холодными потоками пронизывал все тело. Безразличны скалившиеся волки, что, поджав хвосты, бродили неподалеку от его одинокой фигуры, сгорбившейся над свежей могилкой с деревянным крестом, наспех сделанным из обломков того самого стула, что он разломал сгоряча ударом руки.
С тяжелым сердцем возвращался рыцарь в Шаргард, по дороге раздобыв себе коня и остатки провизии из разграбленного обоза. Война оказалось не только стягами, походным маршем, бодрыми голосами труб и прочим, что после описывали придворные хронисты в своих никому не нужных трудах, потому что все довольно нахлебались, чтобы ворошить прошлое.
