— Очень, Надюш, скучал! Слушай, не откладывая, в шесть у «Ремонта», хорошо?
— Ага… только у меня сегодня мама вечером дома.
— Зато у меня — никого!
— Никого?.. А где же твоя?
— В Крыму, до середины июня! Здорово?
Мы сегодня поедем ко мне: первый раз за все наше знакомство! Завтра тоже, и каждый день… Я кончаю в семнадцать сорок пять… значит, в шесть у мастерской кожгалантерейных инвалидов? У меня потрясающие новости. Я тебе все расскажу: как Сперанский жаловался и как прощения просил. На коленях! Надюшка, я победил! Староста, где журнал?
Шел один из последних семинаров перед сессией. Целый год обучал Игорь, как нужно думать. Теперь требовал знания того, как думать не нужно. Студенты — известные критиканы. Главное — объяснить им, кого критиковать. Ребята сориентировались правильно. На глазах у Игоря разыгралось ледяное побоище: философствующие адвокаты старого мира бежали, бросая картонные щиты и деревянные секиры. Они теряли очки, спотыкались, разбивали в кровь носы, проваливались под лед, глупо фыркали, как моржи, и уморительным образом тонули, пуча глаза и пуская пузыри. Группа была сильная, подкованная.
— Пусть им не хватает порой глубины, пусть еще наивны некоторые их реплики, но зато молодой задор, убежденность!..
— Одержимость! В лучшем смысле этого слова, — ввернул другой член авторитетной комиссии.
— Это замечательно! — закончила дама, тряхнув мелкими кудряшками прически.
— Да-да, — убежденно поддакнул ей Игорь, подумав: «Дура!» Он не тешил себя иллюзиями. Левая опасность тотального ниспровержения гораздо сильнее правой из-за простодушной студенческой веры в то, что лобовая атака ведет к «пятерке».
Лентяи!
Игорь приостановил мордобитие — сколько рук тянулось в воздух, чтобы вдарить!
— Нельзя делать из них… э-э простачков. Они сильнее, коварнее.
Но: лениво, нехотя. Не тянуло лаяться.
На эстраде возник Топорков. Игорь поручил ему в прошлый раз подготовить доклад о Фрейде. Игорь считал фрейдизм поживее всего остального. Хотелось заинтересовать аудиторию. Топорков не то самбист, не то боксер. Здоровенный детина с агрессивно выпирающей нижней челюстью. Челюсть задвигалась: Топорков забубнил о вреде реакционности, ошибочности… Однако не минуло и пяти минут, как он стал выдыхаться. Его вопрошающий взгляд с тоской бродил по ногам девиц, забирался под короткие юбки.
— Нельзя ли конкретнее? — тормошил Игорь самбиста.
— Куда конкретнее… — недоумевал Топорков, заползая взглядом все выше и выше по ноге девицы с первого ряда, которая сидела вполне провокационно.
