У мужиков глаза навыкат, мечется в них страх. Такое сказать уряднику! Царю и богу на этой земле!
— Ты что сказал, сермяжья твоя душа? Повтори!
— Могу и повторить, ваше скабродие, что за спаси Христос косить не будем!
— Шутит он. Чего уж там, покосим, — снял с плеча косу Ефим.
— Знамо, покосим, а его благородие снова даст нам слабинку, — поддержали Ефима мужики, но не дружно.
— Каждый год косим, уже привыкшие.
— А нонче не будем! — гаркнул Феодосий — Хватит задурняк горб ломить. Сломан и без того. Пошли по домам, свои покосы ждут.
Большая половина мужиков встала на сторону Феодосия. Одни кричали:
— Покосим, чего уж там, ваше благородие!
— Не будем косить, а кто почнет, тому головы косами снесем!
Проснулся от крика Митяй, вскочил и закричал:
— Не будем! Пора и честь знать!
— Ну, ежли Митяй сказал, что не будем, тогда пошли, мужики! Все! Звиняйте, ваше скабродие!
— Ах так! Ну погодите, вы увидите у меня кузькину мать! — взъярился урядник, хлестнул плетью коня и ускакал в деревню.
— Ну, теперича держитесь, мужики, съест нас урядник.
— Пошли на свои покосы. От всех чертей не открестишься.
Слух, что осиновские мужики отказались работать на урядника, быстро расползся по деревням. Урядник, мужики звали его уважительно Фролыч, бросился в одну деревню, другую, но везде получал отказ. Не прямо в лоб, а с мужицкой хитринкой: «Оно бы и надо покосить, люди свои, да еще наши травы не тронуты. Ить тут такое дело-то, спина третьеводни разболелась и досе не отпускает. Да и денег на подать надо заробить. А намедни баба сказала, что рожать будет, не бросишь. Жду, кто будет — бычок а ль телочка. Оно конечно, косить бы надо, перестоят травы, сено будет не так духовитое. Свои уже перестаивают. Может, чайку изопьете, ваше благородие. Не побрезгуйте. Божий у нас чай-то».
Это уже был молчаливый бунт. Урядник метался, кипел злобой, но ничего не мог поделать с мужиками. Пришлось нанимать работников со стороны. Грозил: «Ну, погоди, Силов. Не я буду, если не упеку тебя в Сибирь!..»
